Рецензия на фильм «Блондинка в законе 2»

В который раз Голливуд тщится доказать, что кухарка не может управлять государством. Уж такое оно, ихнее государство: мопс с модельной стрижкой – может, кошка в бантиках – может, кретинка в розовом – может, а вот кухарка – никак. Не ухожена она по правилам – будь то правила ухода за ногтями или знание наизусть всех поправок американской Конституции. Именно в такой последовательности сиквел "Блондинки в законе", истративший на 63 пары обуви для героини Риз Уизерспун бюджет в 45 миллионов долларов и уже вдвое окупивший эту обувь, предпочитает формировать государственных деятелей.

По уровню воплощения идеи правил ухода за ногтями фильм Чарлза Хермана-Вурмфельда даже обескураживает. То ли Америка столь цинична, что стала нагло издеваться над самым своим святым, то ли она столь наивна, что лишь теперь соединила святое и телесное. У нас-то Пушкин скоро двести лет, как бросил мимоходом: "Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей", а "Блондинке в законе 2" это как бы в новинку. Вот она и наяривает про Риз Уизерспун с розовым нимбом над головой, и уже шпильки, шляпки и рюшечки проникают не только в Гарвард, как было в первой серии, но в сам вашингтонский Американский Конгресс. То есть проблемы выбора парикмахерской, фасона платья невесты и дизайна рабочего стола должны на фоне Конгресса зафиксировать полное торжество яркой индивидуальности. Да, кукла Барби, да, мягкая и пушистая, да, пригласила на свадьбу маму своей собачки, но ведь все это, в конечном счете, позволяет добиться своего, в чем индивидуальность, собственно, выражается. Но куда тогда девать возникшие за двести лет, прошедших с Пушкина, проблемы другого сорта? Даже он все же сначала назвал человека "дельным" и лишь потом милостиво позволил думать о красе ногтей, о вреде табака и пользе печных труб.

Маму своей приблудной собачки блондинка через частного детектива нашла в стенах лаборатории косметической фирмы, где на той пробовали шампуни и бальзамы. Маму блондинке, естественно, не отдали, она обобщила материал и поняла, что это вообще садизм и противозаконно – мыть собачку шампунем, пудрить ей нос, красить усы. У лучшего друга блондинок может испортиться шерсть или даже пропадет нюх. И за месяц до собственной свадьбы Риз Уизерспун вылетела в столицу, чтобы составить, размножить и провести в Конгрессе Билль о собачьих правах не мыться и не краситься. Все это, разумеется, абсолютно цинично и так и преподнесено. Ну, зачем вспоминать в комедии, что на самом деле собак переводят на мыло, заражают очередной чумой XXI века, выясняя ее анамнез, или просто искореняют на живодерне тех, кто еще не сдох с голоду? Так и шутливую интонацию запросто потерять. С цинизмом "Барби в Конгрессе" вполне можно смириться.

Только к стабильно шутливой интонации добавляется в фильме стабильно схематичный рассказ. За непокраску собачек блондинка борется точно, как боролась бы в Голливуде за отмену смертной казни. То есть обязательно будет мнимый помощник(-ца), хотя он – и главный вредитель(-ница), и будут влиятельные враги, хотя их запросто можно сделать верными друзьями. Сделав друзьями парочку конгрессменов, блондинка решит, что победа в кармане, но тут ее продинамят. Не все так лучше, как хотелось. Она, разумеется, впадет в отчаяние, пожалеет себя, одну-одинешеньку, решит вернуться ни с чем, и в самый последний момент мир вдруг опять окажется не без добрых людей. Ну, а с надежной командой в борьбе за правое дело достаточно будет лишь применить свою яркую индивидуальность, сделать верный ход – и ты сразу в шоколаде. В розовом шоколаде, с наполнителем типа "батончик "Марс" по-украински". В финале вся свадьба сама приедет за невестой, не говоря уж о маме ее собачки. Схема столь традиционна, без малейшего отклонения, что ее тоже не предполагается в принципе воспринимать. Вообще-то во всей истории человечества каждый случай победы "правого дела" – считанный, как в Красной книге. Сервантес выжил в плену, хотя без руки и глаза, Достоевского не повесили, как обещали – только дали десять лет каторги.

Так вот с тем, как стандарт "куклы Барби" накладывается на не меньший стандарт "борьбы за правду", смириться уже нельзя. Как в школе учили, минус на минус будет плюс. Шутки не получается. Вместо яркой индивидуальности, добивающейся своего в предлагаемых обстоятельствах, получается полная дебилка, добившаяся чего-то заведомо дебильного в обстоятельствах откровенного дебилизма. Циничные люди хотя бы все время острят, чтоб от себя не тошнило, у них вместо схемы – сплошные отклонения. В фильме острот – одна штука за все про все (про ротвейлера-педераста), и к финалу обескураженность сменяется именно тошнотой. То есть если бы кто-то был американским циником, его следовало бы жалеть, однако вряд ли "Блондинка в законе" рассчитана на жалость. Можно смело принять верное решение, что американцы просто доползли наконец до пушкинской мимолетности. Ну, наивно, ну, двести лет спустя, но доползли же. Дальше, может быть, даже начнут ползти к тому, что под ногтями, под шляпкой, под хорошо сидящим костюмчиком. Может, и до кухарки со временем доберутся, если она – Мария Кюри (физик-атомщик начала XX столетия, Нобелевский лауреат, за время беременности вызубрила наизусть кулинарную книгу, чтобы на приготовление обедов для мужа и ребенка отвлекались только руки, но не мысль, прославилась своими пирогами).

А циничное восприятие на сей раз остается как раз на долю всех неамериканцев. Всем им чисто конкретно можно довольствоваться тем фактом, что у Риз Уизерспун действительно стройные ножки, что машинка у нее клевая, что в наших парикмахерских стригут ничуть не лучше, а Салли Филд сильно постарела.