Канны-2019: День 4

Атлантика

С утра продолжили отсматривать конкурсную программу — на очереди дебютный фильм сенегальской актрисы Мати Диоп «Атлантика». Картина начинается как типичный представитель кинематографа третьего мира: африканскую девушку насильно отдают замуж за какого-то скучного богатея, хотя любит она обычного строителя, работающего на стройке главного небоскреба страны.

Где-то на середине фильм доходит до точки, когда большинство режиссеров отправили бы героев искать счастье в какой-нибудь Франции или Испании, выжимая слезинки из зрителей грустными кадрами тяжелой жизни мигрантов, но не Мати Диоп. В этот момент она разбавляет скучную повседневность магическим реализмом, смешивая исламские традиции по изгнанию джиннов, африканские поверья и потусторонний детектив. Результатом стала очень размеренная притча о женской доле, принятии себя и борьбе за своё Я. Джим Джармуш в первый день фестиваля заявил, что мертвецы не умирают — Мати Диоп это безоговорочно доказала.

Рокетмен

После артхаусной зарядки мы попали на «Рокетмена» — крупнобюджетный голливудский байопик, который показали вне основного конкурса Канн.

Это история Элтона Джона, человека непростого и неоднозначного, из тех, чью жизнь преступно показывать как скучный набор событий и последствий. «Рокетмен» рисует её как лихорадочный срез времён, мест и лиц, красочную экстраваганзу с цветами и музыкой. Он абсолютно не пытается быть «достоверным» (и так понятно, что Элтон не мог в детстве петь Saturday Night’s Alright For Fighting) или хоть сколько-нибудь реалистичным — фильм отходит от строгой формы байопика к магическому реализму, где люди левитируют на концертах и взрываются в небе фейерверками. И поют, и танцуют, и поют, и танцуют ещё — прямо как в классических мюзиклах, каждый сюжетный этап подкрепляется хореографическим номером, намеренно театрализованным, декоративным и, за редким исключением (всё же не все номера одинаково хороши), искусно поставленным.

Подробнее в нашей рецензии.

Малыш Джо

Ещё один конкурсный фильм, который показали в тот день, — «Малыш Джо» австрийки Джессики Хауснер, постоянной гостьи фестиваля, до основной программы, впрочем, добравшейся впервые. И скорее, думается, за былые заслуги: её новый фильм больше похож не на работу с главного фестиваля мира, а на хорошую серию какой-нибудь фантастической антологии средней руки или слишком качественную социальную рекламу против ГМО.

«Малыш Джо» — что-то между психологическим триллером и не слишком страшным постхоррором, плод странной любви «Бабадука» с «Чёрным зеркалом», воспитанный в холодных традициях европейского кино. Хауснер берёт односложный концепт — историю об искусственно выведенном растении, подчиняющем разум людей (почти как у Шьямалана в «Явлении»), — и оставляет его тихо стоять на фоне, вглядывается в обволакивающую карпентеровскую паранойю, смотрит не на лица и события, а куда-то между ними (отсутствующий взгляд камеры здесь один из ведущих авторских приёмов). Она мешает хай-тек декорации стерильных лабораторий с приёмами из старого жанрового кино, создаёт вполне оригинальное обрамление для своего простенького сюжета. К середине, правда, концепт начинает фильм несколько подчинять и поедать, лишь к финалу вновь выводя на первый план занятную психоботанику.

Малышка зомби

Один из самых необычных современных режиссёров, плюющий на любые правила Бертран Бонелло, показал свой новый фильм в параллельной программе «Двухнедельника режиссеров». После картины о стыке веков в публичном доме («Дом терпимости»), стильной биографии («Сен-Лоран. Стиль – это я») и подросткового террористического триллера («Париж — это праздник») француз взялся за полумёртвый жанр зомби.

Его «Малышка зомби» — не очередная эксплуатация опасных мертвецов, охотящихся на живых людей, а уникальный экскурс к этимологии понятия — настоящие зомби появились на Гаити и были обычными людьми в промежуточном состоянии между жизнью и смертью, которые бессознательно работают в поле, едят траву и даже спят. Фильм Бонелло как раз чередует грустную историю Клаирвиуса Нарцисса — человека, ставшего зомби из-за магии вуду, — и современных французских девочек из элитного интерната. Две трети фильма обе истории выглядят несколько несвязанно, но благодаря параллельному монтажу последние 15 минут объединяются в одну из самых иррационально страшных и изобретательных сцен последних лет.

Фильм куплен в российский прокат. Мы расскажем о нем подробнее ближе к дате релиза — 15 августа.

Первая любовь

Поборов безумное желание сходить на ретроспективный показ кубриковского «Сияния», пошли на полуночный показ нового фильма Такаси Миике (хотя, учитывая плодовитость безумного японца, может, уже и не нового) под названием «Первая любовь». Миике, известный своей любовью к чрезмерной киношной жестокости, перед показом вышел на сцену и заверил зрителей, что, дескать, никакого подвоха не будет: нет в фильме ни крови, ни отрубленных голов, только милая романтическая история любви. Судя по нервным смешкам в зале, ему не очень поверили.

Правильно сделали: первая голова покатилась уже минуте на второй под громкий смех умудрённой фестивальной публики. «Первая любовь» оказалась отбитой на всю голову криминальной комедией о боксёре со смертельным диагнозом, который случайно спасает на улице проститутку — чем, сам того не понимая, рушит продуманный план одного гангстера-отступника. Пока боксёр спокойно себе гуляет с новой подругой, за его спиной разворачивается эффектное сценарное домино: мафия, якудза, двойные и тройные агенты, предатели, предатели предателей, катаны, деньги, два ствола. Поэзия убийств, кишок и, да, отрубленных голов, сложный аттракцион с миллионом персонажей и деталей, каждая из которых обязательно станет частью яркой кровавой бани. Всё это невероятно круто и смешно снято (есть даже гениальный фрагмент, где фильм вдруг становится анимационным) и удивительно точно построено драматургически. Poetic, в общем, cinema, и пока одно из ярчайших впечатлений со всего фестиваля.