"Вздох" -- корейский фильм, в котором зубные щетки используют не по назначению, поют радостные песни про весну, лето и осень, занимаются сексом по звонку и разоблачают режиссерский метод Ким Ки-дука.
Домохозяйка Хюн (Пак Джи-а) – молчаливая женщина с безрадостным лицом – лепит из глины ангела, пока ее муж (Ха Джун-ву) берет веселые аккорды на домашнем синтезаторе и бегает на балкон чирикать по мобильнику с любовницей. В телевизоре тоже все не слава богу: в новостях транслируют один и тот же репортаж, как ожидающий смертной казни заключенный Чен (Чан Чень) в очередной раз госпитализирован в состоянии комы, воткнув себе в горло зубную щетку. Когда число щеток, использованных не по назначению, достигло, кажется, трех, а муж дочирикался до мордобития, домохозяйка убегает в ночь, берет таксомотор и отправляется в тюрьму, где пытается заснуть, не почистив зубы, самоубийца-смертник с перевязанным горлом и злым лицом.
Выдав себя за его бывшую любовницу, Хюн добивается свидания, на котором просит Чена воздержаться от суицида, а следующие визиты обставляет весьма экстравагантно: декорирует стены камеры веселенькими фотообоями в стиле "времена года", врубает магнитофон и поет корейскую народную песню "как хорошо (в соответствии с тем или иным сельскохозяйственным сезоном) на свете жить". За караоке-шоу, покуривая табачок, наблюдает через камеру слежения начальник охраны в секретной комнате. Визиты эволюционируют в интим, прерываемый по звонку на самом интересном месте, пока муж, объевшись корейских груш, берет на синтезаторе Бетховена, а ревнующий к Хюн сокамерник-гей смотрит на Чена все более влюбленными глазами и закатывает сцены ревности.
"Вздох" – четырнадцатый фильм корейца Ким Ки-дука, отвечающего у нас за все ужасы модного азиатского арт-хауса в силу того, хотя бы, что его фильмы показывали в России чаще всего. В последние пару лет ситуация, правда, несколько исправилась и появилась возможность выбирать между ним, Цай Мин-Ляном и, скажем, Чхан-Ук Паком. Кстати, идеи тайваньца Цай Мин-Ляна наш кореец заимствует уже по второму разу. Интрига его «Пустых домов» была откровенно срисована со "Да здравствует любовь", где анонимные любовники бомжевали по пустующим апартаментам. А китчевые фотообои, надрывающийся от оптимизма магнитофон и очень экзотичный любовный треугольник, разбавляемый мюзиклом в стиле караоке, Ким Ки-дук явно насочинял в тени, отбрасываемой «Капризным облаком». Китайское влияние на этом не закончилось, и на роль смертника во "Вздохе" Ки-дук позвал Чан Чена – модного тайваньца, работавшего с Вонгом Кар-ваем, недавно сыгравшего главную роль в нашумевшем мистик-триллере "Шелковая нить", а у Ки-дука хранящего весь фильм красноречивое молчание то ли из-за незнания корейского, то ли из-за воткнутой в горло зубной щетки, тут не разберешь.
И при этом "Вздох" – безусловно самый удачный за последнее время фильм Ки-дука, в котором он неожиданно разоблачает свой режиссерский метод, делая из него, в некотором смысле, шоу. Фуражка анонимного охранника, отражение которой маячит в мониторе, с каждым визитом Хюн в казенный дом все больше напоминает режиссерскую бейсболку, надвинутую на неизменные черные очки, да и все, что под бейсболкой и очками превращается постепенно в знакомую голову Ки-дука. Сам же монитор мутирует в монтажный стол для дистанционной манипуляции героями-марионетками, запертыми в тюремной камере кинокадра, обклеенной, как в студии, дурацкими фотозадниками, и выполняющими команды по звонку: встретились, спели песню, совокупились и т.д. Но если раньше этот авторитарный метод придавал кидуковским историям эффект какой-то интеллектуальной выспренности, то сейчас, выставленный на всеобщее обозрение с кукольным домиком, обклеенным изнутри цветочками и озвученный дешево звучащим караоке, работает исключительно на радость публике.
Действительно, глядя в этот ящичек абсурда, в котором домохозяйки поют смертникам песню про весну, рогатый муж терзает синтезатор минорной классикой, арестант вонзает в себя зубные щетки, а тюремщик-режиссер командует, чтоб все целовались по звонку, только, согласитесь, и остается, что вздыхать и радоваться. Мы сами у этого тюремщика в плену.