Рецензия на фильм «Солярис»

Если подчеркнуто научный фантаст Станислав Лем, в 1960 году написавший "Солярис", проведя затем в 1970 году шесть недель с подчеркнуто культовым режиссером Тарковским, обозвал его дураком и уехал, интересно, как обозвал бы он нынче подчеркнуто голливудского постановщика Содерберга и через какой срок? Это не значит, что Лем – истина в конечной инстанции, но у него по крайней мере есть чувство юмора

Оно у него до такой степени есть, что старые претензии Лема к Тарковскому работают нынче по отношению к Содербергу почти один к одному:

1. "Мне бы хотелось увидеть планету Солярис, но, к сожалению, режиссер лишил меня этой возможности, так как снял камерный фильм".

2. "Он снял совсем не "Солярис", а "Преступление и наказание". Ведь из фильма следует только то, что этот паскудный Кельвин довел бедную Хари до самоубийства, а потом по этой причине терзался угрызениями совести".

3. "Но мною-то феномен очередных появлений Хари использовался для концепции, которая восходит чуть ли не к Канту. Существует ведь непознаваемое, Ding an sich, вещь в себе, пробиться к которой невозможно".

4. "У меня Кельвин решает остаться на планете без какой-либо надежды, а Тарковский создал картину, в которой появляется какой-то остров, а на нем домик. И когда я слышу о домике и острове, то чуть ли не выхожу из себя от возмущения". Разница тут только в последнем пункте: у Содерберга вместо домика – уютная квартирка, причем не на острове, а прямо где-то в Нью-Йорке. Сидит в ней не отец-Гринько в дубленой безрукавке, а сама Хари, которая нынче почему-то стала Реей. Но это все тоже как бы на "непознаваемом" Солярисе.

Пусть Лем не создал литературного шедевра, он к этому не стремился. Роман его стилистически серьезно устарел и местами очень зануден. Но интеллектуально роман все-таки стал архетипом, сумев обойтись без высосанной из пальца "надежды" и предъявить жизнь рядом с чистой неизвестностью - изо дня в день, из минуты в минуту. В этом аспекте нельзя не принять его сторону рядом с обеими экранизациями. Экранизаторы никак не обошлись без страхов и комплексов, без заполнения архетипа любой идеологией, любой иллюзией, лишь бы только не сталкиваться с жизнью в пределе, не снимать с себя розовые очки. Тарковский, с точки зрения романа, заполнил неизвестность возвращением блудного сына, Содерберг - любовью к родной жене, что в принципе то же самое: если по-русски самообман вечно религиозен, по-голливудски, конечно, он в "семье – ячейке общества".

Но фильм Тарковского отличало единство стиля, и если интеллектуально он слабей Лема, то сильней эстетически. Эстетически он тоже архетип – взять хотя бы последний кадр, который до сих пор передирают все, кому не лень, включая Спилберга. Что же рядом с ним сделал Содерберг? Содерберг по-голливудски поставил на сенсацию – Клуни в роли Баниониса да еще то, что Клуни будет голый. Что ж из этого вышло? Прямо скажем: хотелось убедиться, что новый "Солярис" действительно так плох, как о нем говорят. Убедились сполна. Докладаю: голый Клуни, так стеснявшийся на съемках, что об этом писала вся мировая пресса, занимает примерно десять секунд, стоя в полумраке в глубине кадра задом к камере в обнимку с Наташей МакЭлоун. Смутно видно смуглую задницу, потом еще пару секунд – волосатые руки, волосатые ноги, безволосую грудь и его большой розовый сосок. Все дела. Никакой даже супер-вечной любви, ради которой можно даже жизнью пожертвовать, не выражают ни сосок, ни задница, ни дальнейшие разговоры.

Фильм длится еще полтора часа, и проблема его в том, что Клуни не надо было играть роль Баниониса, лучше бы взяли уж Дэниела Дэй Льюиса, как и собирались. Дэй Льюис хотя бы любовь умеет играть ("Эпоха невинности" Мартина Скорсезе). А тут все кино видно, что Клуни и МакЭлоун совсем не подходят друг другу, неважны друг для друга и в каждый данный момент думают не о том, что говорят и делают в данном кадре. По глазам видно – их эта вся проблематика, даже с совестью, даже с любовью, не то что там с неизвестностью, в жизни не касалась. Аналогично с другими персонажами. Давно мы не сталкивались с настолько плохо сыгранным кино, будто единственное, что заботило актеров – не перепутать слова своих реплик, которые им понятны, примерно как язык древних шумеров.

Впрочем, между "сенсациями" Содерберг навалял такую полную неподвижность, что о них успеваешь забыть. Персонажей – пять человек плюс пара статистов, все на крупных планах и никакой "общей картины", чтоб они хоть по-настоящему столкнулись с Океаном. Никакого Океана при бюджете в 47 млн., зато Клуни, нормально ходивший в нормальном плаще по нормальной улице, вдруг в углу в одиночестве напяливает идиотский скафандр, надутый, как у пожарных. С какого перепуга? Потом он, слава богу, опять все кино в семейных трусах и майке, но тут вдруг кроватка на станции какая-то подозрительная. Типа "пневматическая", как у Лема. Это что? У Лема была масса технических подробностей – не лучшая, но обширная часть романа, а тут-то действительно нет никакого Соляриса. Если случайно возникнет общий план космоса – совсем жалкий плагиат из "Космической Одиссеи" – то уж не когда "космос на связи", а только чтоб время протянуть. Клуни думает.

В общем, где фантастика уместна, там никто ее не делает, зато делается все, что неуместно до боли. Вся "концепция" Содерберга – это медленно-медленно, еще медленнее показывать, как кто-то крупно сел, крупно встал, протащился по узкому серому коридору плюс долго стекающие со лба капли пота перед очередным статичным общим планом "космоса". Вероятно, таким образом полагалось донести загадочные слова о совести, о мозгах, о потерянном времени до простых американцев. Содерберг даже не претендует на целый "Солярис" – для простых американцев это дело неподъемное. Ему бы хоть что-нибудь, хоть немножечко донести до них, что не сумма прописью и не брачный контракт.

Но проблема – что те, кому нужен брачный контракт, нуждаются в стрелялках-догонялках, в многотысячной массовке и волшебных спецэффектах, и донесется до них в лучшем случае только загадочность слов, а никак не сами слова. Будут гордиться, что полтора часа сидели и слушали по-шумерски, без перевода, ведь главное - что? Досидеть. Те, кому брачный контракт заведомо не нужен, вряд ли захотят истратить полтора часа жизни на факт, что если Кант умер в нашем Кенигсберге в 1804 году, то простые американцы не дожили еще до 1724 года, когда он по-нашему родился. "Любовь-кровь-детектива" не оправдывает нынешний "Солярис" ни на йоту, особенно если припомнить гораздо более адекватные "Шоу Трумана", "Особое мнение" или даже "Других". Так что фильм у нас предназначен очень узкой аудитории - пытливым младшим школьникам 10-14 лет, которым еще не жалко терять время, а думать головой пока в новинку, хотя и хочется.

Текст: Екатерина Тарханова