ММКФ-2023: рецензия на два эпизода «Истории российских тюрем» — о Бутырском замке и Владимирском централе

«История российских тюрем» — детище продюсера Сергея Мирошниченко, первым эпизодом проекта стали «Кресты» 2020 года. Затем, после почти трёхгодичной паузы, вышли «Бутырка» и «Владимирский централ». Два «портрета» самых известных российских мест лишения свободы показали на ММКФ — первый в программе «свободная мысль», второй в конкурсе документального кино.

«Бутырку» и «Централ» хорошо смотреть подряд, это наглядный пример того, как на одном и том же материале и примерно в одних и тех же условиях можно снять два максимально разных фильма: в различиях можно найти ответ на вопрос «в чём заключается профессия режиссёра?». «Бутырку» снимал Сергей Попов, это его полнометражный дебют. «Централ» снимала гораздо более опытная документалистка Юлия Бобкова, до 2023 года её героями становились Константин Станиславский («Станиславский. Жажда жизни»), Олег Каравайчук («Последний вальс») и Михаил Калашников («Война и мир Михаила Калашникова») — разброс не может не впечатлять.

Бутырка

«Бутырка» начинается с кадров экскурсии по окрестностям — бодрый гид, улыбчивые туристы, «а тут у нас был Дзержинский», «а это что такое, неужели подкоп?», смех, веселье, фоном возвышается следственный изолятор. Контраст бьёт по глазам и кажется единственно верным решением: с одной стороны, пятиминутный реверанс лучшим работам Зайдля и «Аустерлицу» Сергея Лозницы, с другой — ну не начинать же серьёзный разговор о пенитенциарной системе, будучи обречённым на сотрудничество с ней же.

Кадр из документального фильма «Бутырка»

В сотрудничестве со ФСИН вообще будто бы и заключается главная производственная коллизия — очевидно, что острые углы здесь невозможны, а в кадр попадут только образцово-показательные персонажи. Но штатный психолог вдруг начинает рассуждать о «списанном человеческом материале» и «агрессивной сексуальной энергии». Крупный начальник, спускаясь в музей, проходя мимо миниатюрных фотопортретов Бабеля, Шаламова, Солженицына, говорит: «Повторение репрессий, конечно, невозможно, мир этого не допустит, впрочем, не стоит забывать о роли личности в истории». На праздновании 250-летия замка другой начальник в поздравительной речи утверждает: «По спискам заключенных можно изучать историю России, её политические эпохи». Очевидно, ФСИН нисколько не мешает кинопроцессу и вообще главный помощник автора, главное, меньше говорить и больше слушать.

Параллельно развивается сюжетная арка постановки спектакля: нескольких заключенных отобрали для «Сна в летнюю ночь». Режиссёр рассуждает о Мейерхольде, актёры рассуждают о преимуществах селёдки перед путассу, все очень стараются, в итоге получается чудесный спектакль, за колючей проволокой тоже есть жизнь. Причём такая, что один из освободившихся героев сравнивает полуторагодичную отсидку с поездками в Гималаи и на Бали — многое понял, стал лучше как человек. Только вот подозрительно рад выходу на волю.

Под маской невозмутимости и молчаливой фиксации дозволенного «Бутырка» проносит гораздо больше, чем могла бы вместить любая скрытая камера с самыми скандальными комментариями. Совсем другим путём идёт «Владимирский централ».

Владимирский централ

Юлия Бобкова гораздо больше внимания уделяет надзирателям, бывшим и нынешним, чем заключенным и непосредственно учреждению. Впрочем, начинается «Владимирский централ» с икон, плавно переходящих в лица отбывающих наказание. Им задают вопросы о религии, о снах. Позже выяснится, что на занятиях здесь (в школе? колледже?) изучают «Розу мира» Даниила Андреева, отбывшего в этих же стенах десять лет.

Кадр из документального фильма «Владимирский централ»

Бывшая надзирательница, старушка божий одуванчик, посмеиваясь, рассказывает, как осекала пение заключенной Лидии Руслановой — из-за неё было не слышно, что происходит в камерах. «Ветераны» помоложе делятся историями о том, как заключенные сами себя кастрировали и сами себе отрезали уши. Гомосексуалы же по наущению «воров в законе» сами себе резали вены, чем дезорганизовывали работу учреждения. Служба в централе настолько тяжела, что некоторые работники прямо заявляют: «Да мы же вместе с ними, считай, сидим».

Кадр из документального фильма «Владимирский централ»

Не обходится без Михаила Круга: «Золотой был мужик, мороженое как-то раз нам всем привёз». Круга во Владимирском централе уважают. Впрочем, здесь все всех уважают, вплоть до того, что если вдруг тяжело становится в камере, то всегда можно с сотрудником поговорить по душам, поделиться переживаниями, выслушают и помогут чем могут.

Кадр из документального фильма «Владимирский централ»

Заканчивается картина рассуждениями заключенных и надзирателей о том, стоит ли возвращать смертную казнь и что делать, когда (и если) случится оказаться на воле. Вероятно, за счёт растянутого хронометража (115 минут против 78) и обилия «говорящих голов» «Централ» смотрится не так захватывающе, как «Бутырка». Хотя сказывается также и откровенно заискивающая режиссёрская интонация, и отсутствие сюжетной арки, но, может, так и надо, люди всё-таки на пожизненном сидят.

«Бутырка» и «Централ» — две грани той же фигуры. На одной столичный следственный изолятор, на другой провинциальная тюрьма для особо опасных преступников. На одной улыбчивый сотрудник органов, повторяющий, что все ж мы люди, на другой — хмурый чиновник, который давно от всего устал; cпособный дебютант и опытная ремесленница, которой, кажется, всё равно, о чём снимать. Сейчас у этой фигуры — цикла «История российских тюрем» — всего три грани (помним про «Кресты»), чтобы получилась хотя бы пирамида, что-то устойчивое, нужен ещё один фильм. Так что стоит ждать следующих эпизодов, материала полно. Пройдут годы, художественная ценность если и будет, то исчезнет, а историческая, как примера российского документального кино 2020-х, останется.

С 27 апреля 2023 года смотрите «Историю российских тюрем» в онлайн-кинотеатре Kion.