В неправильно организованной кухне хозяйка за год набегается, примерно как вокруг света, в правильной -- только как галопом по Европе, вычислили социологи. "Кухонные байки" начинаются с того, что шведы пошли дальше и стали проводить социологические исследования среди домохозяев -- холостых мужиков на кухне. В подопечной Норвегии отыскали деревню, где бабы практически не живут, мужики согласились за обещанную лошадь, и в самые холода туда отправился десант...
Самодостаточность хорошего кино – вековая проблема критики. Трагикомедия норвежца Бента Хамера "Кухонные байки" несамодостаточна только в том смысле, что хорошее кино тоже имеет вековую историю. Но на Севере лучше обычно идут драмы и мелодрамы, потому Бента Хамера непременно сравнят с почти единственным родителем северных трагикомедий. Финн Аки Каурисмяки задал тон, как это может быть правильно и хорошо. Только в Норвегии еще пустынней и холодней, чем в Финляндии, и вместо тысячелетней русско-финской границы наличествует тысячелетняя дружба-вражда со шведами, что тоже совсем другой коленкор. "Кухонные байки" сравнимы с Каурисмяки лишь как счастливые семьи, которые в самом деле всегда счастливы одинаково. Во всем остальном они уникальны.
Стиль ретро, 50-е годы понадобились неслучайно. Все завязано на анекдот, на очень сильное допущение, а допуск значительно легче, если он в дымке прошлого. Имеется в виду, что помешанные на "ИКЕЕ" шведы когда-то давно стали делать кухонную мебель с учетом удобства передвижения. То есть если в неправильно организованной кухне хозяйка за год набегается, примерно как вокруг света, в правильной – только как галопом по Европе. Сей факт был как бы вычислен социологами, но это лишь предыстория. Фильм начинается, что шведы пошли дальше и стали проводить социологические исследования среди домохозяев, то есть холостых мужиков на кухне. В подопечной Норвегии отыскали деревню, где бабы практически не живут, мужики согласились за обещанную лошадь, и в самые холода туда отправился десант. Каждый из социологов имел прикрепленный к машине фургончик для сна и еще прикрепленный к фургончику высокий стул типа гинекологического. Значит, эту стремянку заносишь на кухню, залезаешь и весь день записываешь, чего делает мужик, ни под каким видом не вмешиваясь в его деятельность. Ночью спишь, утром снова, и так в течение месяца. Научная чистота эксперимента. Белая горячка.
Но с первого же кадра эта белая горячка проиллюстрирована столь основательно, подробно, зримо и без малейшей улыбки, а давно прошедшие 50-е годы воссозданы столь натурально, что, хочешь-не хочешь, поверишь своим глазам. И опять же, этот дурацкий анекдот не самоутверждается – вот, мол, смейся, паяц, над нашей белой горячкой. Он – лишь условие для совершенно другой хохмы, а именно – вполне реальной человеческой ситуации. Он и возник-то из-за людей, из-за таких их свойств, которые по-другому теперь не воскресить, не свести воедино. Из-за старого мужика, переставшего заходить в свою кухню, когда в ней появилась стремянка с другим мужиком. Из-за старого друга первого мужика, который его поддержал в упорном противостоянии стремянке, когда особенно обнаружилось, что обещанная лошадь – деревянная раскрашенная, на колесиках. Из-за живой больной лошади, с которой первый старый мужик сроднился, но она скоро помрет, потому и позарился на обещанное. Эксперимент Бента Хамера – попытаться найти не научное, а свое личное, тихое и спокойное "мелкотемье", когда в трех предметах расписывается вся человеческая жизнь, все мировое сообщество, может, даже, все мироздание.
"Мелкотемье" растет, во-первых, по части отношений, и Бент Хамер на удивление точно и лаконично подметил, как выглядят скрытый стыд, неуемное любопытство, беспочвенная ревность, слабая надежда, понятное смущение, нечаянная радость, полная глупость и бесстыдство, органическое чувство чести. Ну, попали, ну, что теперь, обосраться? Текста мало, но весь смешной, потому что завязан на ситуацию. Не перескажешь, как с кошачьей шкуркой во время простуды приехал контролер, и что они говорили. Во-вторых, что уже понятно, все развивается по части ситуативных гэгов, которые постепенно превосходят любую белую горячку, а ты уже ржешь, не глядя, потому что поздно не ржать. Еще сам и оправдываешь: "А что, почему бы нет?". Ведь начиналось с того, что мужик на стремянке проголодался, достал из судка яйцо, куснул, а без соли противно, и тогда он нарушил правила: на секунду слез со стремянки, схватил солонку и посолил. Заслышал шаги старика, тут же залез обратно, а солонка осталась на тумбочке. Не на полочке, как положено. Старик начал ее искать.
Кому незнакома подобная ситуация, кроме кисейных барышень? Кто никогда в гостях не лез, куда не положено, и не был застигнут на месте преступления? Но все гэги играются в фильме норвежскими мужиками (Йоахим Кальмейер, Томас Норстрем, Бьорн Флоберг, Рейне Бринолфссон) совершенно невозмутимо, неторопливо и флегматично – то есть тоже не ради самих себя. Ради жизни таких неслабых мужиков, ради ее образа, ради права на такой образ. Поэтому, когда дело доходит до радио из зубов – все уже без вопросов. Только задним числом понимаешь, что придумано гениально, а синхронно ржешь и мысленно пересчитываешь свои собственные пломбы.
Но, может, главная уникальность "Кухонных баек" – они смех доводят до слез. До такой абсолютной естественности смешного, когда теряется защита. Юмор по Фрейду – замещение страха смерти, и Бент Хамер сумел довести его до таких тонкостей, что "замещение" вылезло. На "Кухонные байки" не следует ходить лишь одной категории зрителей: кто скорее готов уничтожить весь мир, чем признать себя одиноким.
Если вы хотите предложить нам материал для публикации или сотрудничество, напишите нам письмо, и, если оно покажется нам важным, мы ответим вам течение одного-двух дней. Если ваш вопрос нельзя решить по почте, в редакцию можно позвонить.