Интервью с режиссером фильма «И гаснет свет» Дэвидом Сэндбергом

– Дэвид, мы уверены, что большинство поклонников хоррора знают историю вашей короткометражки «И гаснет свет», которая сегодня превратилась в большой фильм. Но на ваш взгляд, чего в этой трансформации было больше – волшебства или тяжелого труда?

– Вы правы, это настоящее волшебство, в моем случае сбылась мечта, пожалуй, любого начинающего кинематографиста. Вдвоем с женой мы сделали маленький фильм прямо у себя дома, не имея денег, какого-то специального оборудования, без чьей-либо помощи. Только вдвоем. А дальше вы, наверное, и сами все знаете – мы выложили фильм в онлайн, его отобрали на конкурс короткометражек, где я получил приз лучшему режиссеру. Потом картина зажила своей жизнью в Сети – я давно не смотрел цифры, но миллион просмотров мы набрали очень быстро, и нами заинтересовался Голливуд. До серьезных разговоров как-то дело сперва не доходило, но потом мне позвонил продюсер Лоуренс Грей и спросил, смогу ли я из двухминутной короткометражки сделать полный метр. Я почувствовал, что он действительно заинтересован снимать кино, а не просто поболтать по телефону. Затем к проекту присоединился Джеймс Ван, и тогда я понял, что у нас обязательно все получится. Мне, правда, пришлось серьезно потрудиться, чтобы как-то расширить идею своего короткого фильма. Вы же понимаете – там сюжета нет никакого, мне пришлось что-то написать, как-то развернуть небольшую вселенную своей короткометражки. Когда общая канва будущей картины стала вырисовываться, Джеймс Ван потянул за нужные рычаги в New Line Cinema и Warner Bros., с которыми давно сотрудничает, и на борт проекта тут же взошли другие талантливые люди: сценарист Эрик Хайссерер, оператор Марк Спайсер, продюсеры. В общем-то, да, это настоящая сказка. Кажется, еще только вчера я снимал свой коротенький фильм, а сейчас я уже начал работать над своим вторым полнометражным проектом. Ничего невозможного в этом мире нет, оказывается.

– Вы упомянули Джеймса Вана. Он большой мастер хоррора, как вам с ним работалось? Чувствовали ли вы себя напряженно с ним или он дал вам абсолютную свободу?

– Нет, разумеется, Джеймс никак на меня не давил. При первой же нашей встрече он сказал что-то вроде: «Чувак, не дрейфь! Просто получай от этой работы удовольствие. Это только твое кино, и никто его не сделает лучше тебя!» Скорее наоборот, мне очень хотелось, чтобы он был рядом чаще – все-таки я впервые находился на настоящей голливудской площадке, меня все очень пугало и нервировало. К сожалению, бурная жизнь такого занятого, полного идей человека, как Джеймс, не позволяет ему долго находиться на одном месте, но, пока мы снимали «И гаснет свет», он регулярно звонил мне, интересовался тем, как идут дела, подбадривал из разных уголков земли. Это было очень приятно и полезно.

– С какой самой большой трудностью тогда вы столкнулись на съемочной площадке?

– Смешно говорить, но для меня очень большую сложность представляла работа с большой съемочной группой. Я сделал восемь короткометражек один дома, но мне никогда не приходилось работать в команде. И вот я впервые на огромной площадке, а у меня даже малейшего понятия нет, как здесь все работает. Я даже тихонько подошел к ассистенту режиссера и спросил: «А когда я уже могу сказать “Мотор!”?» (Смеется.) Я даже этого не знал! И это оказалось для меня не только работой, но и настоящим университетом, я учился каждую минуту, проведенную на площадке. И прежде всего именно отношениям на площадке. Вы не представляете, сколько раз мне хотелось вбежать в кадр и сказать: «Так, хватит! Ну-ка, дай сюда камеру! Я сам знаю, как и что я хочу снять!» Но я научился сопоставлять свое видение с видением других. Постоянное обсуждение, обмен идеями делают фильм богаче. Даже если ты пришел с какой-то совершенно сумасшедшей клевой идеей, можно быть уверенным, ее всегда можно еще больше развить в сообществе с другими талантливыми людьми.

– Еще одно тяжкое испытание для режиссера – работа с детьми. Что помогло вам справиться с этой задачей?

– Действительно, работа с детьми в кадре – один из самых сложных процессов, но в моем случае опять же произошел странный парадокс: Гэбриел Бейтман, который сыграл Мартина, имеет гораздо больший съемочный опыт, чем я. Это не мне нужно было как-то научиться управлять ребенком на площадке, это ему приходилось меня направлять. Поэтому труднее всего было на прослушивании – невероятно сложно подобрать такого ребенка, который бы одинаково хорош был в каждой сцене, с различным настроением, с разными эмоциями. Кроме того, прослушивание не всегда верно отражает талант и умения ребенка – родители просто заставляют его вызубрить реплики и сыграть, но на площадке нужно совсем другое, нужна импровизация, нужен нерв, настоящая живая энергетика. Гэбриел оказался той счастливой нашей находкой, которая во многом определила и настроение, и даже содержание фильма. Он мне очень помог и как актер, и как просто отличный парень. Теперь, в своем втором фильме, я уже не так опасаюсь работать с детьми.

– Как работалось с актерами? Кто произвел наибольшее впечатление?

– Это, конечно, невероятная удача, что в нашем фильме собрался такой каст. Поскольку это был мой первый опыт работы на съемочной площадке, мне очень помогло то, что в кадре находились настоящие профессионалы, таланты и трудолюбивые люди. И, разумеется, самое большое впечатление на меня произвела Мария Белло. Это было настоящее сумасшествие, я большой фанат ее актерских работ, и для меня стало огромным подарком ее приглашение в фильм. Причем присоединилась она к нам едва ли не в последний момент, до начала съемок оставалась всего неделя. Представляете, мы даже толком не успели с ней поговорить, мое первое общение с ней случилось чуть ли не на площадке, что-то вроде: «О! Рад вас видеть и – “Мотор!”». Но она большой профессионал, такие входят в кадр и меняют даже сам воздух вокруг вас. Она великолепно сыграла, я могу только восхищаться ее игрой.

– Не можем не поинтересоваться историей создания Дайан. Как вы подбирали визуальный образ страха темноты?

– В моем короткометражном фильме все было достаточно просто – я лишь перенес на экран тот свой внутренний страх перед темнотой, который, наверное, в той или иной степени присутствует у каждого из нас. Свет включен – и все хорошо, свет выключен – и вам уже видятся тени, очертания, монстры. Мне казалось очень важным сохранить это видение и в полнометражном фильме, поэтому мы старались не демонстрировать Дайан, а ограничиться ее силуэтом, тенью на периферии зрения. Ну а раз мы пугаем силуэтом, то мне хотелось, чтобы он был впечатляющим – высоким, тощим, с длинными когтистыми пальцами, спутанными волосами. Мы сделали несколько пробных кадров с Дайан и пришли к общему мнению, что наиболее пугающим, тревожным, заставляющим похолодеть является именно этот вариант, который попал в фильм.

– Так все-таки – это актер или графика?

– Нет-нет, никакого CGI. Это замечательная актриса и каскадер Алисия Вела-Бэйли, все самое страшное в кино – ее рук и ног дело. Я намеренно отказался от компьютерных эффектов. Ну вот вы можете навскидку назвать хоть один хороший хоррор, где страх бы нагонял нарисованный на компьютере монстр? Это же просто физическая реакция организма, мозг не воспринимает нарисованные вещи как опасность, такие искусственные включения просто отсеиваются нашим разумом. Кроме того, живое воплощение страха на площадке очень помогает актерам и группе, мы ведь видим то, что потом увидит аудитория, и мы сразу можем читать реакцию. Это очень важно в момент съемок.

– Наверное, непростая работа для костюмеров и гримеров… Скажете о них пару слов?

– Мне опять же раньше не приходилось работать в таких условиях, как это было на площадке. Раньше я снимал то, что имел под рукой. Для своих фильмов я использовал содержимое своих одежных шкафов, чердака и чулана. А тут рядом со мной были дизайнеры костюмов, художники, гримеры. Я и представить себе не мог, как сильно эти люди влияют на выразительность лиц актеров, на характеры персонажей, на атмосферу в кадре. Это целый удивительный мир, они буквально могут воплотить в реальность любую вашу фантазию, у любой мысли тут же появляется живое очертание. Это фантастика!

– Несколько неожиданно было увидеть в кадре вашу супругу Лотту Лостен. Это такая «пасхалка» для фанатов?

– Да-да, нам показалось интересным провести такую соединительную черту между оригинальной короткометражкой и этим фильмом.

– Планируете и дальше снимать Лотту в своих фильмах?

– Да, мы будем стараться работать вместе над каждым проектом, как и раньше.

– Хотелось бы несколько минут поговорить с вами и о жанре хоррора вообще. Помните ли вы свои детские страхи? Перенесли ли вы что-то из тех далеких ощущений в свое кино?

– Ну, разумеется, самым главным моим страхом был страх темноты. Я думаю, что объяснение этому феномену очень простое – за темнотой скрывается неизвестность, а человек очень не любит оказываться неготовым к чему-то. Мне, кстати, всегда было интересно, почему в фильмах никто не использует настоящую темноту. Почему темнота всегда подсвечивается какими-то источниками света, почему она не черная, а какая-то темно-синяя. И в фильме мне важно было показать именно настоящую темноту – черную, жирную, непроницаемую. Такую, что сразу понимаешь: там не «может быть что-то есть», там что-то есть точно. И это что-то очень злое. В одном из эпизодов фильма мы использовали свет настоящей свечи. Вот вы смотрите фильмы и думаете, что там в кадре светит только свеча, но на самом деле это хитрая система специального освещения. Мы же решили снять сцену с естественным светом маленького фитиля, и получилось очень круто. Вокруг героя настоящая полнейшая темнота, которой каждый боится с детства. Именно такого я и добивался.

– Что думаете о современных хоррорах? Как оцениваете нынешнее состояние жанра?

– О, мне кажется, у жанра сейчас все в порядке. Такие фильмы, как «Бабадук», «Оно», «Зеленая комната», «Приглашение», – это все замечательные идеи, здорово воплощенные на экране. И они удовлетворяют самый разный вкус, сегодня каждый любитель фильмов ужасов за год обязательно найдет для себя один-два фильма, которые придутся ему по душе. Мне очень нравится то, что делают независимые кинематографисты, у них такое богатство воображения, что остается только удивляться. Ну и, разумеется, я не могу не признаться в любви к работам Джеймса Вана – он сумел соединить большой бюджет и жанр хоррора, получилась взрывоопасная смесь, которую очень полюбили зрители.

– Сами для себя вы уже решили, что самое главное в хорошем ужастике?

– Самое главное, пожалуй, это показать зрителю таких персонажей, за которых он будет переживать. Если зрителю не важно, умрет персонаж или нет, будет испытывать какие-то муки или страхи или просто постоит в кадре, то можно смело расписываться в своей несостоятельности – фильм не получился. Познакомить зрителя со своими героями, заставить проникнуться их тревогами или радостями, рука об руку пройти от открывающих титров до финальных – вот это по-настоящему важно. Это очень трудно, но и жутко интересно.

– В заключение не можем не поинтересоваться планами. Вы упомянули свой следующий проект, сиквел «Аннабель». Чем вас заинтересовала возможность поработать над продолжением? Может быть, стоило еще одну свою короткометражку перенести на большой экран?

– Мне очень интересно было обратиться к вселенной Аннабель, которая, в свою очередь, берет свое начало в «Заклятии» Джеймса Вана. Поскольку первый фильм был, так скажем, приквелом основной истории, приведшей куклу в хранилище мистических предметов, то у меня сейчас вроде как развязаны руки – я могу снимать обо всем, о чем захочу, соблюдая, разумеется, каноны. Как же можно отказываться от такого предложения? У нас сложилась совершенно оригинальная, уникальная история, которую наверняка оценят и те, кому по вкусу пришелся первый фильм, кстати, весьма успешный в прокате, и те, кто не заинтересован в прямом продолжении. А о последующих трансформациях своих короткометражек в большое кино я еще подумаю, хотя у меня накопились и кое-какие новые идеи. Полагаю, лучшим ответом на этот вопрос будет оценка зрителем фильма «И гаснет свет», моей главной на сегодняшний день работы.