«Девчонкой быть само по себе ужасно, когда тебе нравятся мальчишечьи игры, занятия, их манера вести себя. Какое разочарование, что я не мальчишка!» – на первых страницах романа громогласно заявляет сестрам Джозефина Марч, бойкотируя поэтичное звучание имени, она зовет себя по-простецки Джо. Это по существу незамысловатое и наглядное противопоставление вывески на фасаде и внутреннего самоощущения и легло в основу книги «Маленькие женщины».
Роман воспитания с автобиографическим фундаментом и стал главной вехой в творческой жизни писательницы, феминистки и аболиционистки Луизы Мэй Олкотт. Когда издатель попросил ее написать книгу для девочек, она не нашла ничего другого, как обратиться к собственным воспоминаниям, Олкотт отшучивалась: мол, с женщинами с тех пор и не общалась толком. Она рассказала трогательную, наполненную светлой печалью и радостью историю взросления сестер в Конкорде во время Гражданской войны и поменяла вектор литературного письма и феминистского дискурса: четыре мисс Марч мгновенно стали сердечными подругами для девочек по всей Америке не только в 1868 году, но и по сей день. Дань уважения писательнице отдают и многие современные авторки, в их числе и Джоан К. Роулинг: если приглядеться, и в жилах Гермионы Грейнджер пульсирует кровь Джозефины. Главная героиня семьи Марч – «бумажное» альтер эго самой Луизы Олкотт: чернильные пятна на руках, подпаленный подол платья, мечты о воздушных замках (но только с ключами) и репетиции домашнего театра под крышей на чердаке. Джо вобрала в себя качества, не присущие женщине в консервативном патриархальном обществе, балансируя на грани прогрессивного мышления и бесстыжего нахальства, а потому не могла не вызвать симпатии. Писательница родилась в семье трансценденталиста и педагога Эймоса Бронсона Олкотта – человека идейного, но к жизни мало приспособленного: благородная бедность Марчей в реальной семье оборачивалась тягостной нищетой без художественного флера.
Про «Маленьких женщин» особенно хочется вспоминать зимой в сезон праздников: Рождество – не только семейная идиллия на ретро-открытке в красно-зеленых тонах с веточкой омелы в углу, но и точка отсчета в романе (и затем на экране). Годы жизни Марчей отмеряются сочельниками, полный календарный круг завершается долгожданным воссоединением, желанным, но последним: отец возвращается с фронта, болезнь Бет отступает – тихий момент счастья после которого будни, увы, не вернутся в старую колею. Добродушный сосед и соратник по играм Лори уедет учиться, мистер Брук отправится на фронт, и близким уже не удастся собраться вновь всем вместе в гостиной, пропитанной запахом хвои и угощений. Эту вибрацию ускользающей жизни, озорной и простой в своих радостях, отчетливее всех ощущает Джо: юность ушла, и детство обернулось воспоминаниями, которые однажды поселятся на страницах ее романа, но это только впереди, а сейчас – песни у пианино, праздничный стол и ласковое тепло потрескивающего камина.
К экранизациям «Маленьких женщин» обращались не раз и не два не только в США (есть даже аниме-сериал по мотивам): оказалось, что текст Олкотт, с одной стороны, настолько кристально прост и понятен, что для него нет языков и географии, с другой – именно между строк в нем спрятано самое важное. «Маленькие женщины» подобны стеклышкам цветного калейдоскопа – если поворачивать их под разным углом, текст снова и снова принимает разные формы пасторали взросления, подсвечивая другую мораль. Неизменно одно: переходя от полушепота до уверенных реплик, Олкотт проговаривает то, что все хотят услышать: однажды все сбудется. Жизнь, само собой, не станет идеальной, но в конце концов все произойдет именно так, как и должно случиться.
Счастливый финал по голливудскому образцу роднит первые две экранизации «Маленьких женщин», первые две из рассматриваемых в тексте – на деле их куда больше пяти, которые будут упомянуты ниже, но некоторые адаптации утрачены за огрехами времени, некоторые вызывают больше недоумения, чем симпатии.
Разговор мы начнем с масштабных голливудских проектов, выходивших (если посмотреть на них через призму времени) практически один за другим, в 1933 и в 1949 годах. И по структурному построению нарратива, и в трактовке образа Джо Марч они как зеркала отражают друг с разницей лишь в колорите: монохромная черно-белая и цветная гамма пленки. Адаптацией текста романа занимались оба раза одни и те же люди: сценаристы Виктор Хирман и Сара Й. Мэйсон не только соавторы, но и супруги. Первое прикосновение к книге Олкотт увенчалось премией «Оскар» за лучший адаптированный сценарий на полке семьи киноделов. Подойдя к роману во второй раз, они лишь косметически приукрасили его, чуть иначе расставили акценты, а некоторые сцены, вроде той, где Джо и Лори бегают меж деревьев, оставили и вовсе без изменений: мизансцены кадр в кадр повторяют друг друга, разница лишь в лицах.
Первой экранной Джо Марч, вошедшей в историю, стала Кэтрин Хепберн – пожалуй, не могло и быть иначе. Актриса была вторым ребенком в многодетной семье прогрессивных взглядов: ее мать Кэтрин Марта была суфражисткой и феминисткой, а отец Томас – урологом и занимался половым воспитанием граждан (в том числе в Американской ассоциации сексуального здоровья). В детстве Кэтрин занималась гольфом, носила короткую стрижку и просила ее называть Джимми, совсем как мальчишку, – кто, как не она, лучше всех могла понять, что же чувствует Джо Марч.
Но сама трактовка образа, исходя то ли из сценария, то ли из режиссёрского видения Джорджа Кьюкора (позже он первым займет кресло постановщика на съемках «Унесенных ветром»), свелась к динамике физических проявлений, но не душевных стремлений (простите за эту лирику). Та самая необузданность нрава и хулиганство как отказ от нормы приравнивались не к иному складу ума, а к ребяческой инфантильности – та же участь постигла и Джун Аллисон, принявшую эстафету в 1949 году. Джо Марч образца первой половины XX века скакала через заборы, лазала до деревьям, вылезала из окон, падала лицом в снег, путалась в юбках и роняла еду на подол платья – на экране все это превращалось в суетной вихрь и бесконечную суматоху (Джун Аллисон даже пользовалась услугами дублёрши на съемках). Вздорность характера стала синонимом атлетичности, которая ближе к финалу канула в Лету вместе с нежным возрастом. Одиссея Джо заканчивается диагнозом Олкотт, вырванным из общего контекста: «Ты теперь мужчина, а я женщина», – говорит Джо своему доброму другу Лори. В чем есть и своя трагедия неизбежности – как бы Джо ни пыталась «носить две косы до двадцати лет», однажды и безвозвратно ей пришлось стать леди.
Обе героини брали в руки перо лишь между делом, в одной-двух сценах, и профессия была скорее побочной линией – не самоцелью, а еще одним способом бунтовать всем консерваторам назло, во главе угла все еще стояло замужество и переменчивое отношение к нему. Помимо центральной линии сердечных мук Джо эти экранизации по-своему стали семейной терапией для целых поколений американцев. «Маленькие женщины» 1933 года вышли в разгар Великой депрессии, а потому основным агитационным призывом, припорошенным нежностью и снегом, было вечное «бедность не порок». Сестры Марч и их Марми уверенно транслировали с экранов работу с улыбкой на лице, готовность справляться с любыми житейскими трудностями и не роптать на свою судьбу. Деньги, разумеется, совсем не главное – именно на это ставился акцент в браке Мег по любви, а не по расчету. Ее тоска по платьям и дорогим тканям затерялась между строк – делить одну пару перчаток на двоих с сестрой, чтобы не ударить в грязь лицом на балу, не стыдно.
В 1949 году градус бедности сместился на тяготы Гражданской войны: как правило, она остается в окопе где-то на периферии сюжета и доходит до гостиной письмами отца да пледами, которые сворачивает Марми для солдат армии северян. Но в реалиях режиссера Мервина ЛеРоя («Мост Ватерлоо») Вторая мировая еще бросает тень на быт американцев, а потому расстановка сил на шахматной доске Олкотт меняется: Лори стал героем, ему удалось, подделав возраст, сбежать на фронт, где он и завел дружбу с будущим учителем Джоном Бруком. Это обстоятельство не только отзывается духу времени за пределами зала кинотеатра, но и несколько иначе раскрывает отношения Лори и Джо. Мисс Марч в начале романа голосит на всю гостиную, что более всего мечтает быть полезной на фронте, бежать из Конкорда и сражаться вместе с отцом. Таким образом, Тедди Лоренс, его социальный статус, достаток вкупе с военным прошлым и жизнью в Европе стали наглядным олицетворением по соседству всего того, о чем Джо грезила, но получить не могла, в том числе потому что родилась женщиной.
Кэтрин Хепберн за роль мисс Марч удостоилась награды (золотой медали) на Венецианском кинофестивале. Пусть в этот раз актриса обошлась без номинации на премию «Оскар», Джун Аллисон вынуждено потонула в не рассеявшемся облаке ее славы. Несмотря на благоприятную критику, ее интерпретация Джо выглядит не попыткой собственного прочтения книжной героини, а своего рода гипертрофированной пародией на Джо Марч 1933 года: она неуклюжа и несуразна, падает в снег смешнее, упоительно ревет над рассказом, который сама написала, по любому поводу поминает всуе Христофора Колумба и громко хохочет. Отчасти это общий синдром всего фильма: студия MGM демонстрировала возможности Техниколора, превращая «Маленьких женщин» в упоительно яркую рождественскую открытку. Впрочем, старания были отмечены на «Оскаре» статуэткой именно за лучшую работу художника в цветном фильме (и номинацией для оператора), обойдя другие категории стороной.
Сегодня фильмам обаятельным, обнадеживающим и приятным во многих отношениях все же хочется вынести общий диагноз с поправкой на современный дискурс и тут не обойтись без гендерных стереотипов в анамнезе. «Маленькие женщины» – тот самый случай, когда режиссура невольно делится на мужскую (несмотря на сценаристку в авторском составе первых двух картин) и женскую. Хотя подспудно черту проводит не только пол автора, но и оптика конкретного постановщика и постановщицы, приметы эпохи и взгляды на программные цели фильма и его свидания со зрителем. В конце концов первые экранизации – лекарство от всех болезней для целой семьи, а не краткий курс счастливой леди для самых юных девушек, которые хранили книгу Олкотт под подушкой.
И Джорджу Кьюкору, и Мервину ЛеРою по большому счету было совершенно не интересно то самое женское: сущие пустяки и на первый взгляд бестолковые детали, которые наполняли образы сестер жизнью (а их жизнь – бедламом) потерялись за кадром, оставив блеклую тень героинь контуром трафарета на театральном заднике. На экране моральные ориентиры высшей пробы, идеализированные копии, которым стоит подражать вне всяких сомнений. А потому сцена, в которой капризная и порой самовлюбленная Эми (у ЛеРоя ее, между прочим, сыграла Элизабет Тейлор) от обиды и злости сжигает рукопись Джо, не нужна была ни в 1933-м, ни в 1949-м, даже если за ней следует спасение из-подо льда и прощение. Ссора дочерей идеальной матери не входит в методичку воспитательных уроков, как и поездка Мег на бал, где она надевает чужое платье с рюшами и кокетничает со всеми кавалерами наперебой, а после отбивается от дурных сплетен. В книге, правда, так называемая Дейзи (кличка, которую дали Мег подружки) поплатилась за ветреность и беспечность и заболела после того, как дефилировала с глубоким вырезом. Но тем не менее зависть и рядовое тщеславие даже с последующим кармическим наказанием не входят в букварь моральных принципов, необходимых американцам, а потому остаются на бумаге. Куда более важным авторам видится эпизод, где Джо приносит лекарства и пудинг (или другие сладости) простуженному Лори. Как известно, когда мужчины болеют, все врачи бессильны и лечат только стены и женская забота, которая, впрочем, в кино выглядит куда более традиционной, чем на страницах книги. Роман Олкотт насыщен бытовыми неурядицами маленьких женщин: именно их ошибки, несдержанность, вспыльчивость и даже грехи делают их такими близкими и родными. Желе из смородины может не получиться даже у самой страстной и обязательной хозяйки Мег, а безгрешность и галерея идеалов-архетипов отдаляют сестер из Конкорда от читательниц и зрительниц.
Совершенно иначе выглядит бойкий отряд Джо Марч в экранизациях, не столь оторванных от нас во времени: Вайнона Райдер, Майя Хоук и Сирша Ронан – все три по-своему особенные героини, каждая из которых смогла присвоить себе образ, созданный Олкотт. На смену проказливой беготне и суетливости (хотя без катания по перилам и обожженного подола платья не обошлось) пришла вынужденная осознанность с привкусом горечи. Несмотря на улыбчивость и мнимую легкость в отношении всех неудач, эти Джо научились расстраиваться, завидовать тому, что Эми все дается проще, и искать себя в пере и ворохе бумаг. Их руки перепачканы чернилами, а замужество на карте жизни ушло на второй план побочного зла или блага на фронте борьбы за себя и свою индивидуальность. Джиллиан Армстронг в 1994 году, Грета Гервиг в 2019-м и Ванесса Касвиль в 2017-м (в мини-сериале) сумели увидеть в героинях действительно маленьких женщин (маленьких по возрасту и маленьких по социальному положению) с разной и у каждой по-своему непростой судьбой, а не нарядных марионеток в кукольном новогоднем театре.
Армстронг вступила на путь экранизации на гребне феминизма третьей волны, в ее фильме в гостиной и спальне говорят о праве голоса и разнице места мужчины и женщины в обществе, о философии и трансцендентализме – поклон семье Олкотт, ее родители придерживались тех же идеологических и философских взглядов. Перемены касаются не только кучерявой макушки Джо Марч, наполненной множеством дивных историй, но и Марми, сыгранной величайшей кинематографической матерью Сьюзен Сарандон. Она не только утешает своих нерадивых дочерей вновь и вновь, но и сама спасает Бет, не боится быть резкой на слово и дело и даже чувствует свою женскую привлекательность, что в архетипе Марми, приравненной к святой покровительнице, выглядит настоящим откровением (не противоречащим строкам Олкотт). У Эми наконец появился возраст, и ее сыграли две актрисы: юная Кирстен Данст еще с детства строила глазки Лори (эта тенденция сохранится на экране и впредь), оттого их брак в финале не выглядит внезапным и отчаянно скоропостижным. То же происходит и с отношениями профессора Баэра и Джо – они обсуждают Гете, ходят на литературные вечера и в театр, сближаясь постепенно, хотя дождливый финал под зонтом все еще выглядит обстоятельством, навязанным извне.
Вайнона Райдер стала первой Джо Марч, которая наконец присвоила себе авторство истории: в фильме Армстронг появился закадровый голос, а на обложке в конце красуется титул «Маленькие женщины», сама Олкотт становится все ближе к героине, которую писала с себя. Джо обивает пороги редакции, где чаще получает советы обратиться в женские журналы, а не гонорары, по-настоящему злится на критику профессора Баэра и пишет день и ночь, сидя в колпаке на чердаке под крышей.
Начиная с экранизации 1994 года героини завидуют не физическим атрибутам мужчин, силе и храбрости, но их правам и привилегиям, которые достичь, будучи женщиной, куда сложнее. При этом женское и женственность не вычёркивается как атавизм или пустяковые глупости, сквозящие между страниц: Джо плачет из-за того, что была вынуждена отрезать волосы; Мег подворачивает лодыжку на балу, и Лори везет девиц домой в своем экипаже; не справившись с завивкой для волос, Джо сжигает прядь старшей сестры – вся эта местечковая неразбериха и путаница в девичьем доме лучше, чем прочее, иллюстрирует двойственность женского мира, о чем роман и повествует простым и доходчивым языком. Вместе с рюшами и обожженным подолом платья, нехваткой перчаток и запредельным количеством шпилек в волосах женщинам приходится не только следить за всем этим «обмундированием», но и сталкиваться с как будто бы мужскими, а на деле общими, гендерно не окрашенными проблемами вроде заработка, самореализации и поиска себя и своего (как бы это банально ни звучало) предназначения – будь то творчество или брак (одно ничем не хуже другого – главное, свой выбор).
Британский сериал 2017 года хочется выделить среди телевизионных адаптаций именно за ритуальность, сестринство и магическое таинство девичьей светёлки. Лиричная струнная музыка, шепоты, смех, валяние в снегу, крупные планы снежинок на ресницах и лучиков солнца, путающихся в веснушках, – три эпизода за счет хронометража подробнее погружают в рутину семьи Марч. Повествование не крутится вокруг одной только Джо, каждой из сестер досталось больше и времени, и внимания сценаристки Хайди Томас и режиссерки Ванессы Касвиль. Юная Майя Хоук мягка, нежна, до некоторой степени обидчива и тем не менее целеустремленна, ей удается точно уловить краткий миг перехода от детскости к взрослению, не снабжая его физическими экзерсисами, а оттачивая черты характера. Если Джо Вайноны Райдер будто бы с пелёнок знает, где должна оказаться, то Джо Майи путается, блуждает и ищет, сомневается, но не сдается на пути к маяку в тумане будней.
Взросление, как настоящее совершенное время глагола, основная веха для постановщицы Греты Гервиг: она делит роман на до и после, оставляя первый том сладостным воспоминанием, искрящимся бликами солнца в кудрях и на занавесках. Позволим допущение (возможно, опрометчивое): вполне вероятно, что именно Джо Марч Сирши Ронан непременно понравилась бы самой Олкотт – она стала еще ближе к своей родительнице, если не вовсе прочертила знак равенства. Дьявол, как известно, кроется в деталях: так, Джо, как и Луиза, стала амбидекстером, но это частности, главный реванш был взят в финале. Книжная Джо Марч уступает место своей матери-писательнице, позволяя ей не только оставить при себе права на книгу и воочию лицезреть печать на станке, но и от души посмеяться над нелепостью замужества героини – не более чем прихоть редактора для увеличения тиража. Теперь в этом нет сомнений: смерть или брак – для продаж другого не дано. Сирша – первая Джо, которая писательскую деятельность берет в собственные руки, придя к счастливому творческому финалу без помощи профессора Баэра – поединок с издателем пришлось выиграть в одиночку. Но все же рука об руку они откроют школу в Пламфилде, унаследованном Джо от тетушки Марч. Так, кстати, сделали и две ее предшественницы, но не Джо из 1933 и 1949 годов: публикации и замужества им было вполне достаточно, чтобы пустить титры шлейфом по экрану.
Джо Сирши Ронан удивительно любезна и в своей настойчивости, и в непокладистом нраве, прыжки и толчки локотком уживаются в ней вместе с деликатностью, с которой она общается не только с родственниками, но и с тем самым редактором. Ее конфликт и сложносочиненные отношения с Эми (сыгранной у Гервиг Флоренс Пью – обе получили номинации на «Оскар») артикулированы из фильма в фильм все четче, не только в рамках сестринской любви, но и на поле соперничества, которое может возникнуть между женщинами разного характера, но одного происхождения. Гервиг в обход текста Олкотт добавила младшей Марч монолог о замужестве, приравненном к экономическому соглашению, что показало Эми как человека с маленькой трагедией – изобразительное искусство ей так и не далось. В целом материи творческие – будь то писательство, музицирование, живопись или актерское мастерство в доморощенном театре – стали ключом к воздушным замкам маленьких женщин, оказавшихся на экране в 2019 году.
И Армстронг, и Гервиг, и Касвиль упоительно любуются своими девочками, сочувствуют им, гладят по голове, изредка ругают и стараются говорить с ними на равных, если не с позиции самой Джо, то через призму любовного взора Олкотт, которая смотрела в свое собственное прошлое не моргая. «Процедив свое сердце» и свои воспоминания, она обменяла все, что у нее было, на страницы книги, где чернильными вензелями тосковала по утраченной юности.
То самое последнее Рождество, о котором шла речь в начале: дробя хронологию на мир до и мир после, Гервиг четче остальных прочувствовала, чего же на самом деле так не хватает Джо Марч. В ключевой сцене перед надуманным смешливым финалом она не тоскует по любви ее мальчика Лори, а предается ностальгии по домашнему театру, детским играм, «Пиквикскому клубу» и времени, когда ее сестры, родители и близкие были вместе в той самой гостиной, пропитанной запахом хвои. Теперь же чердак пуст, по углам теснятся сундуки с именами, а счастливые дни покоятся на дне под замком, все вокруг стало серо-синим, Бет отправилась в лучший мир, Лори и Эми поженились, и всё никогда-никогда-никогда не будет, как раньше: невыносимое счастье этих дней может ожить снова лишь на страницах ее книги, а одиссея поисков пилигрима в юбке Джо Марч завершилась.
Отныне, часто за реку взирая,
Гораздо больше видеть стану я,
Любимая душа, моя родная,
На берегу другом ты будешь ждать меня.
Надежда с верой, обострившиеся в горе,
Хранителями встанут надо мной,
Как ангелы, и Бет – моя опора –
Руками ангелов введет меня домой.
Луиза Мэй Олкотт