Олег Ефремов: «Меня обвиняли в развале Советского Союза»

-- Олег Николаевич, какое место в вашем творчестве занимает кино?

-- Я люблю сниматься. Во время съемок я отдыхаю. Нет ответственности, такой, как в театре. Ведь человек безумно устает, когда есть ответственность. И всю страну я узнал через кино: много ездил, много интересных людей встретил; но то, что я был занят на съемках, мешало театру, требовало много времени. Поэтому в кино я много упустил, приходилось отказываться.

-- Ваш любимый фильм?

-- "Мама вышла замуж" – с Люсей Овчинниковой. И "Берегись автомобиля".

-- Когда-то вы снимались с Татьяной Дорониной в фильме "Три тополя на Плющихе", теперь она возглавляет другую половину расколовшегося МХАТа. Какие у вас с ней отношения?

-- При встрече раскланиваемся…

-- Театр тяжело пережил раскол?

-- Я человек покладистый, никогда никого не хочу обижать. Но у нас была ненормальная по величине труппа, и поначалу разделение было мирным. Для меня мирным, но у многих осталась обида. Я чувствовал огромную агрессивность со стороны этих людей. И против меня стали использоваться старые методы…

-- Склоки, доносы?

-- Ну, про доносы что теперь говорить? Это ладно… Но сразу стали собирать партийные собрания, меня даже обвиняли в развале Советского Союза. Якобы подал пример. Глупость какая-то. Ну… это определенные люди… Как с ними потом можно было работать? А труппа была гигантская. Даже не знал иногда, кого как зовут.

-- Вы создатель "Современника", и многие сожалели, что вы ушли во МХАТ. Болезненно было оторваться от своего детища?

-- Начиная с 1904 года, Станиславский стал создавать студии. Одной из них руководил Мейерхольд, другой – Вахтангов, третьей – Сулержицкий, четвертой – Михаил Чехов. Потом эти студии стали самостоятельными театрами, но основывались они на школе Художественного театра. И "Современник" возник из недр школы-студии МХАТ. Мои соученики Галя Волчек, Олег Табаков составили ядро "Современника", потом пришли актеры с других курсов. "Современник" развивался. Но к этому моменту во МХАТе стало совсем плохо. Он обюрократился. И мне было предложено возглавить его. Предложили мхатовские "старики". Помню, мы собрались, ели клубнику, и я сразу поставил вопрос, что могу придти к ним только с "Современником". И все "старики" дали согласие. Я сразу пошел к своим, но они сказали: "Нет, МХАТ – это труп". Ночь мы не расходились, сутки я их уговаривал, но они были неумолимы. Я был в затруднении. Фурцева, министр культуры, попросила меня согласиться. Я не сказал тогда "да", но не сказал и "нет". А в итоге уже почти тридцать лет возглавляю этот театр.

-- Вы снимались в "Берегись автомобиля" с Иннокентием Смоктуновским. Вы были дружны? Почувствовал ли театр его утрату?

-- Смоктуновский только в последнее время работал во МХАТе, но, конечно, это большая потеря. Когда он был в театре, была планка. Да и по-человечески он был очень светлый.

-- Вы режиссер, но иногда играете в спектаклях, которые сами поставили. Не мешает ли то, что нет режиссерского глаза со стороны?

-- Так получилось со спектаклем "Борис Годунов". Артист, который должен был играть главную роль, в последний момент отказался. Роль не такая большая, но трудная. А в смысле режиссуры… Есть ведь мои товарищи.

-- Когда в вашей жизни возникло понятие – ТЕАТР?

-- Я коренной москвич. Недалеко от Сивцева Вражка был особняк с садом – дом одного из основателей МХАТа, актера и режиссера Василия Васильевича Лужского. Когда мне было 6 лет, мой приятель привел меня в этот особняк к Перепетуе Александровне Лужской – вдове знаменитого актера. Все звали ее Перетта. К ней в дом приходили интересные люди, актеры и режиссеры МХАТа. Ребенком я проводил в этом особняке много времени. Позже стал посещать театральную студию Дома пионеров, но не потому, что успел полюбить театр, а потому, что там были девочки. А в 1945 году поступил в школу-студию МХАТ, которую организовали в 1943 году, в самый разгар войны.

-- Сын гордится вами?

-- В детстве, когда он хулиганил, то кричал: "Да я сын Ефремова!". Я его отучил так говорить.

-- Теперь пришла пора гордиться сыном?

-- Ну, не гордиться… Я доволен своими детьми и внуками. У меня, кроме Миши, дочь Анастасия. Она на шесть лет старше брата, закончила театроведческий факультет. Имею уже шесть внуков.

-- Вас не пытались политически ангажировать?

-- При советской власти я был в Верховном Совете СССР, но Союз распался, и я стараюсь быть вне политики.

-- Почему, на ваш взгляд, люди опять пошли в театры?

-- Потому, что им надоело наблюдать по телевидению, как в Думе депутаты дерутся. Хотя это тоже театр, но другой – политический.Что самое трудное в реформах? Существовать в условиях рынка. Начинается жульничество, мошенничество. Так везде в мире. Но у нас особенно. Такой коррупции, как сейчас, по-моему, нигде никогда не было. Спекуляция стала главным орудием обогащения, а не поднятие производства. Чиновников сейчас гораздо больше, чем было во всем Советском Союзе. Вот где наши деньги.

-- То есть мы их кормим?

-- Конечно. И чеченская война, и военно-промышленный комплекс съедают наш бюджет.

-- Что сейчас, по-вашему, надо предпринимать в области культуры?

-- Считаю, что надо крепить связи театров разных стран. Нам, российским художникам сцены, сейчас трудно, но должна быть всемирная корпорация театров. Язык искусства понятен всем.