Скромный шедевр Алима Кхана, показанный в рамках фестиваля Нового британского кино.
Мусульманка Мэри (Джоанна Скэнлэн) внезапно теряет мужа и остаётся вдовой. Спустя несколько дней она обнаруживает в его телефоне длительную переписку с другой женщиной (Натали Ришар). Мэри хочет встретиться с любовницей лицом к лицу и едет к ней во Францию. Вторгнувшись в чужую жизнь, Мэри по частям постепенно собирает свою.
Скрупулёзно выстроенные иллюзии разбиваются в самый неподходящий момент — это стремительный, плюющий на предыдущую стабильность, пожирающий время процесс. Иллюзии сравнимы с белыми скалами из меловых пород, которые находятся в британском Дувре, где проживает Мэри. Когда героиня отплывает от берега, чтобы отправится в соседнюю Францию к эпицентру супружеской измены, ей кажется, что скалы не выдерживают и разрушаются. Проекция остаётся проекцией — все остальные путешественники на корабле продолжают спокойно общаться и не замечают природных и тем более внутренних катаклизмов.
Материал, который легко мог превратиться в сюжет из репертуара каналов «Домашний» и «Россия 1», в руках дебютанта Алима Кхана обретает должную драматичность, подкрепляется зрелой интуитивностью, детализацией, опытом, успевающей просочиться ироничностью ситуации. Ради мужа Ахмеда Мэри обратилась в ислам, каждый день встречала его по прибытии домой. Ответом на преданность становится двойная жизнь, где ни любовница Женевьева, ни его внебрачный сын Соломон не знают о Мэри, не делят ни с кем религиозных предпочтений, а просто ждут возвращения отца обратно в их дом.
Во Франции у Мэри не хватает сил, чтобы предъявить все претензии Женевьеве — та случайно принимает её за домработницу и просит помочь в надвигающемся переезде. Соломон, закрытый подросток, поначалу не доверяет Мэри, но после открывается ей даже больше, чем собственной матери. Мэри чувствует временное облегчение и впервые после похорон мужа ощущает собственную важность, но недолго, ведь все разъедающие секреты имеют свойство быть высказанными.
«После любви» почти не страдает от аффектации или театральной возбуждённости, которая всегда присутствует в подобного рода лентах. Основное поле битвы здесь – искалеченное сердце, а результатами служат бессловесные отражения в зеркале, бесконечные рефлексия и самобичевание, сон в чужой кровати, вхождение в доверие семье, которая тебе не принадлежит и будет поставлена перед фактом, вынужденная услышать горькую правду. Чем ближе ожидаемая развязка, тем стремительнее исчезают ориентиры Мэри. Например, истекает срок голосового сообщения Ахмеда, которое женщина переслушивает на кнопочном телефоне; бесповоротно обрывается связь с прошлым багажом, теперь навсегда потерянным, без возможности возврата.
Джоанне Скэнлэн хочется пожелать такой же траектории, как и у Оливии Колман. Снимавшаяся до этого преимущественно в комедийных шоу Скэнлэн разрывает пространство и броню своей героини, выкованную из смерти собственного ребёнка, религиозной покорности, добавленных мужем проблем (помимо спонтанной смерти за чашкой чая). В таком эмоциональном выплеске легко забыться, но Скэнлэн чувствует дополнительную силу в разобранном и конфликтном состоянии, заодно и себя на своём месте, чем вызывает оправданное и не наигранное сострадание её героине. Дополняют актрису надрывные, но при этом аутентичные работы Натали Ришар и Талида Арисса — матери и сына, чей переезд превратился в кочевничество уже совсем другого вида. Ложь поражает все три стороны, и каждая из них по-своему хочет добиться объединяющей поддержки.
Кхан за полтора часа хронометража не задерживает аудиторию, но нагружает её похожестью и универсальностью высказывания. Его терпкая, медленно кипящая драма действенна и узнаваема для всех семей, члены которых когда-либо вставали на позицию обманутых, пытающихся сшить окончательно испорченные материи, заставить работать обречённые отношения. Мэри, Женевьева и Соломон пока не уверены, смогут ли отпустить и простить человека, которого нет, но и они, и сам автор претворяют боль в топливо. Белые скалы непоколебимы, фильм символично заканчивается на них в объективе отъезжающей камеры, которая оставляет центральное трио в хрупком умиротворении, вопреки скелетам в шкафах и гробах.