Рецензия на фильм «Вестсайдская история»: Стивен Спилберг преумножает величие классики

Стивен Спилберг снимал все, от высадки солдат на пляж Омаха-бич до встречи с динозаврами и внеземными цивилизациями (и не один раз), но никогда прежде режиссер не заходил на территорию ни мюзиклов, ни ремейков. И если наследие кинематографа пусть и не буквально им переписывалось, но так или иначе прорастало в его картинах, то музыка и танцы до этого момента не становились центральным выразительным средством его киноязыка. Можно лишь позавидовать авторской храбрости постановщика, который на восьмом десятке не боится не только пробовать новое и ступать на непроверенную почву, жанровую или тематическую, но и представлять нам ландшафт большой романтической любви.

Ариана ДеБоз в роли Аниты на кадре из фильма «Вестсайдская история»

Масштаб наследия «Вестсайдской истории» поистине велик и без напоминаний: ассимиляция Ромео и Джульетты в трущобах Нью-Йорка, где все окна от первого этажа до последнего плотно укутаны в гирлянды бельевых веревок; история имеет много лиц, но звучит всегда узнаваемо. Музыка Леонарда Бернстайна, слова Стивена Сондхайма и сценарий Артура Лорентса сначала под командованием хореографа Джерома Роббинса покорили Бродвей, а затем перебрались на пленку (с помощью Роберта Уайза), чтобы обезоружить киноакадемиков и унести девять статуэток. Спустя 60 лет первый шаг излета 50-х все тот же — парень встречает девушку. Она — пуэрториканка Мария (Рэйчел Зеглер), он — американец Тони, а на самом деле поляк Антон (Ансель Элгорт). Но по законам улиц правила устанавливают те, чьи предки раньше приехали на эту землю, то есть Джеты (не только «пшеки», но и ирландцы, евреи и прочие потомки эмигрантов, построивших Штаты), а смуглым Акулам придется потесниться в закоулках «рая земного». Вест-Сайд без пяти минут снесен ядрами бульдозеров — совсем скоро гетто превратится в Линкольн-центр.

Рэйчел Зеглер в роли Марии на кадре из фильма «Вестсайдская история»

Что же в этом помпезном мире пышных юбок, пыльных кед и сбитых в кровь костяшек кулаков так привлекло Спилберга? Финальный титр с тихой нежностью чертит посвящение папе. «Вестсайдская история» — первый фильм режиссера, вышедший после смерти его отца Арнольда Спилберга в 2020 году: в этом можно разглядеть не только жест сыновней привязанности, но и идеологическое продолжение семейного древа. Бабушка и дедушка постановщика на заре XX века прибыли в Америку, и, несмотря на то что Стивен родился сыном граждан США, его фамилия принадлежала к ортодоксальным евреям: традиции все время напоминали режиссеру о том, что чужакам здесь не место. Слышится эхо сюжета: противостояние в «Истории» изначально задумывалось как акт религиозной нетерпимости — Монтекки и Капулетти в эстрадном жанре должны были стать евреями и католиками. Вероятно, именно поэтому Спилберг, которого сегодня можно считать режиссером-патриотом больше, чем кого бы ни было, все же оставил в своей фильмографии место для рефлексии сознания «чужестранца». Прежде чем американская мечта сбудется, ее нужно присвоить себе по праву.

Ансель Элгорт в роли Тони на кадре из фильма «Вестсайдская история»

Рассуждения об отношениях режиссера с классикой, с одной стороны, уводят от самого предмета разговора, то есть фильма (ну когда же в этом тексте уже начнутся комплименты платьям и вокалу?), а с другой — это необходимый контекст для обоснования факта выхода картины. Сам Спилберг говорит, что ему было 10 лет, когда он впервые услышал аккорды Tonight, tonight на пластинке, и с тех пор музыка не выходила у него из головы, но одной детской любви в этом случае будто бы недостаточно. Да, режиссер, в принципе, мыслит занятие кинематографом как сеансы психотерапии, раз за разом проговаривая страхи, комплексы и секреты на большом экране. Но, несмотря на все это, желание автора «перерассказать» классику со стороны может выглядеть так, как если бы кто-то в середине XXI века задумал переснять «Титаник» (впрочем, вероятно, и это случится). От великих столпов Голливуда меньше всего ожидаешь ремейков, да еще и с беззастенчивыми атрибутами «перезапусков»: в картине Спилберга хозяйку аптечной лавки сыграла Рита Морена — исполнительница роли Аниты в фильме 1961 года, которая принесла актрисе единственный «Оскар» (но, скорее всего, как минимум номинация повторится).

Но в этом и главное волшебство режиссуры Стивена Спилберга: вещи, которые могут показаться банальными, примитивными и обыкновенными, произнеси их с экрана кто угодно другой, в его устах/глазах/руках становятся сакральными откровениями и не трюизмами, а непреложной истиной. Любовь — единственное, что может нас всех спасти, но и у нее не всегда получается. Война из-за разницы цвета кожи ведет в никуда. Патриархальные устои вроде принципа «око за око, зуб за зуб» не просто губительны, а смертельны, а месть не приносит избавления мстящим. Уже век кинематограф (и вечность — театр, литература и прочие виды искусства) твердит об этом. Но магия (или мастерство?) Спилберга именно в том, как ему удается говорить сквозь призму вечной невинности.

Рита Морено в роли Валентины на кадре из фильма «Вестсайдская история»

Именно вопрос языка и поисков коммуникации всегда был центральным мотивом в полотнах автора. В «Близких контактах третьей степени» средством общения с гостями из космоса стала музыка, в «Инопланетянине» — тот самый протянутый палец E.T., прикосновения к шершавой коже трицератопса заменили слова в «Парке Юрского периода», а лингвистический барьер в «Вестсайдской истории» не остается лишь мерой кинематографической условности. Реплики, звучащие на испанском, остаются без дубляжа, чтобы разрыв стал осязаемее и пропасть ощутили даже те, кто остался по ту сторону экрана. Когда бессильны слова, вступают звуки — сначала это свист, потом щелчки, а затем, когда какофония улиц и пыл молодых людей набирают силу, — уже музыка и танец. В условном жанре, который часто называют излишне театральным, Спилберг атрибуты мюзикла трактует отсутствием иных средств для понимания. Уж если его герои способны договориться с пришельцами, неужели не найдется общего языка и для людей, живущих в одном квартале? И это делает «Вестсайдскую историю» 2021 года больше похожей на «Покахонтас», чем на фильм 1961 года (который, в общем-то, и не был ориентиром — автор брал за источник вдохновения именно спектакль). Но вынося на первый план романтические чувства, которые прежде для Спилберга были лишь составной частью семейной любви, он все еще, как ребенок, стесняется двери родительской спальни. Танец так и остается возвышенным языком тела, но не актом телесности, способной заменить любую речь.

Чувственные поиски коммуникации и эмоциональный ландшафт картины влияют и на архитектуру построения кадра. Пространство Спилберга не менее живое, чем восторженная улыбка на лицах возлюбленных (за камеру вновь встал преданный соратник режиссера оператор Януш Камински): оно сужается, расширяется, движется, переворачивается с ног на голову и время от время заставляет не только сердце зрителей замирать, но и ладоши — хлопать. В какой-то момент совершенство кадра рискует даже показаться утомительным: неужели до самого финала автор не совершит ни одной осечки? И ни один танцор ни разу не оступится? Но поиски изъяна в непогрешимой картине провоцирует внутренний пессимист, который шепчет, что идеала не существует. Пускай так, но режиссеру удалось к нему максимально приблизиться. На фоне нескончаемого морока пандемии, которая практически снесла прокат, как трущобы, Спилберг снимает великое гуманистическое кино — масштабное, безукоризненно красивое и, несмотря на трагизм, оптимистичное: если за 60 лет история влюбленных из Вест-Сайда не потеряла своей актуальности, то еще через 60 точно станет всего лишь нарядной виньеткой из прошлого.