Рецензия на фильм «Возвращение»

Да, фильм касается как бы глубинного, кровного – кровно-родственных связей и их цены. Да, он разъясняет их как бы просто, на "трех предметах" – папа, сын постарше, сын помладше (и немножечко мамы). Соединив простоту с красотами природы, русской, дикой и девственной, он претендует на вечность и неизменность связей. Умолчав о каких-либо мотивациях "трех предметов" – на их универсальность. Все это тоже "да", так что такой эпос нашего времени получился – не подкопаешься. Папа – свирепый, вонючий и волосатый, дети – невинные, травы – некошеные, воздух – чистый, остров – необитаемый, речка – рыбная и прозрачная. Кажется, папа ломал детей, но сделал из них мужчин, кажется, дети любили папу, но он вовремя умер.

Однако поди докажи, что все это именно так. Что доказал приз в Венеции фильму "Клятва" Михаила Чиаурели 1946 года, который после 1953 года даже у нас стараются не показывать? И что, собственно, в фильме Звягинцева мешает назвать "глубинное" отсутствующим, "простоту" – примитивом, "вечность и неизменность" – чистым умозрением, а "универсальность" – дешевым символизмом. Ведь действительно в эпосе все-таки Одиссей, если отсутствовал – ясно где, Пенелопу если не трогал сразу по приезду – понятно почему, и с Телемахом вышел конфликт по делу. Все ясно, даже если сквозь два тысячелетия эпос, допустим, дошел кусками. "Возвращение" вроде бы – не куски. Вместе с тем, если все это "нашего времени", то откуда в материнской хатке где-то на провинциальных отечественных берегах взялась кровать типа сексодром западноевропейского типа (валик вместо подушки) со стильным синим бельем? И откуда такой чистый западный интерьер в другой комнате той же хатки? От больших знаний постановщика Андрея Звягинцева обо всей нашей провинциальной жизни?

Можно, конечно, придумывать, что угодно. Например, это папа ездил на заработки и деньги присылал, и одичал совсем. Или папа долго был на зоне по маминой вине. Потому-то она такая безропотная, что детей с ним отпустила после десяти лет отсутствия, а он за это время как раз сильно озлобился. Или любой мужик в основе своей – садист, и осознание этого означает инициацию. Можно придумать, что в ларчике были фамильные драгоценности, поскольку фамилия старая, знатная. Можно – что в ларчике был общак, за которым папа и ехал, чтобы кинуть других воров. Но если кому охота, то давайте действительно каждый придумает в меру своей испорченности. Вопрос к фильму и Звягинцеву не менее общий, чем его ответы: откуда взяться охоте? Что в фильме является незаемным, не виденным-перевиденным?

Мало Тарковский травы с водой наснимал? Но у Тарковского мотиваций даже больше, чем нужно. Мало пустынной дикости с девственностью наснимал Вернер Херцог? Но у него всегда время и место стилизованы точно – от шлемов конкистадоров до белых штанов Фицкарральдо. Мало сплошных намеков дал Бертолуччи в "Стратегии паука"? Но там не то что придумывать, там понять бы успеть – столько не кухонно-бытовой, а строго-научной работы интеллекта стояло за киноинтерпретацией философического эссе Кортасара. Если все отношения папашек и детишек гораздо более основательно, окультуренно и узнаваемо рассмотрены в массе классических кинофильмов, от "Похитителей велосипедов" до "Кикуджиро", не говоря уж об экранизированной литературной классике, от "Маттео Фальконе" до "Любви под вязами", то чего на пустом месте огород городить?

Кто уже нагородил, оно, конечно, не пустое. Флаг им в руки, имеют право ловиться на детский прихват "молчи – за умного сойдешь". Он столь полно показан "Возвращением", что любоваться собой на предмет "причастности к умным" за неимением других поводов можно долго. Только если в Венеции этот прихват тоже до сих пор не знают, проблема есть у венецианских детей.

Проблема венецианских взрослых – незнание старого анекдота. "Приходит мужик домой, пьяный, насупленный, жене – в морду, детям – по заднице, рук не моет, сапог не снимает, садится за стол, грохает кулаком: "Жена, жрать давай". Что это все такое? А это, друзья, тайна русской души".

Текст: Екатерина Тарханова