Железнодорожный роман

Анна Каренина сидит в ложе полуразрушенного театра в сверкающем колье Chanel за £7 000 000 и внимательно слушает мужчину на сцене: это третий помощник режиссера, одетый в кроссовки и дутый жилет, и он старательно открывает рот под запись оперной арии. Одна и та же фраза про счастье повторяется много раз подряд, разобрать слова довольно сложно, да и вряд ли это нужно: ария звучит на русском, а Анна – она же Кира Найтли – русского не знает. Рядом с ней – княгиня Махотина. Она в перерывах между дублями достает из-за бортика театральной ложи большую кружку с надписью Nescafé и греет руки; от кружки на бархатном бортике остается след, и она вытирает его кружевной перчаткой. Кира Найтли смеется, но как только начинается очередной дубль, она пытается стать Анной Карениной и делает печальное лицо. Вокруг – весь свет Петербурга, и надо заметить, что это очень условный Петербург очень условного 1840-го года: Петербург и блистательное общество находятся внутри специально выстроенного театра; театр находится в павильоне киностудии Шеппертон, киностудия расположена в пригороде Лондона. Здесь же снимали серии «Гарри Поттера», «2001 год: Космическая Одиссея» и много чего еще.

Тим Бивэн, продюсер: «Идея экранизировать »Анну Каренину«, прямо скажем, не нова. Совершенно не нова – существует множество экранизаций. Но все-таки Джо Райт решился тоже попытать счастья и пришел в компанию Working Title с этой идеей. Почти сразу они поняли, что единственный человек, который может адаптировать эту колоссальную книгу – это Том Стоппард. Он услышал про эту идею, прочитал книгу и перечитал ее пять раз; после чего посмотрел все до единой существующие экранизации и пришел к малоутешительному – или, напротив, обнадеживающему – выводу, что все это делали решительно неправильно. Из всех существующих версий самой стоящей Джо Райту показалась последняя – снятая Сергеем Соловьевым, с Татьяной Друбич в главной роли. Многие считают это произведение величайшим написанным романом, революционной книгой, шедевром – и наивно полагать, что можно создать конденсат этих 820 страниц и показать его в двухчасовом фильме. Из всех сюжетных линий, переплетений и слоев Том решил хирургическим путем извлечь самое главное, эссенцию истории и делать фильм именно по ней. И этим стало бесконечное исследование всех возможных аспектов любви, этому подчинено каждое слово, каждая реплика сценария. Социальные взаимоотношения, например, оказались за бортом. То есть этот фильм не вполне корректно называть экранизацией – адаптация будет точнее».

Кроме того, Джо Райту не хотелось снимать классическую историческую драму. Началось все с того, что режиссер и продюсеры отправились в Москву и Санкт-Петербург и стали ходить по дворцам и улицам, и им все время показывали на здания и говорили – вот, смотрите, тут снимали такую-то версию «Анны Карениной», а тут – такую. «Почему бы вам не снять эту сцену здесь, раз ее здесь снимали в прошлый раз?» – такие слова мало кого могут вдохновить на создание принципиально новой трактовки. Джо Райт не стал исключением и решил посмотреть на весь проект немного иначе. Его очень вдохновили фильмы Пауэлла и Пресбергера «Красные башмачки», «Сатирикон» Феллини, что-то от более современной помпезности База Лурмана с его «Мулен Руж» и даже игровая составляющая фильмов Мишеля Гондри. Еще одной отправной точкой – или последним штрихом – стала книга Орландо Фигеса «Наташин танец», посвященная исследованию социальной жизни России XVIII и XIX веков. Само общество, составляющее атмосферу и среду обитания Анны Карениной, по сути, представляло собой театр – аристократы говорили между собой по-французски, но к слугам обращались по-английски, по-итальянски или пользовались немецким языком. С русским языком у многих из них были проблемы. Эта искусственно созданная среда, иллюзия общества, и стала вдохновляющей идеей для Джо Райта. При этом меньше всего ему хотелось снимать и телепостановку спектакля.

Вместе с Сарой Гринвуд, с которой Джо работает уже 15 лет, они создали отдельный удивительный мир. Это театр с множеством дверей, в котором нет актеров. Двери со сцены могут вести на заснеженное поле, на вокзал, в лабиринт; в самом театре, перед сценой, вместо публики и кресел оказывается ипподром или каток. На сцене – спасибо новым технологиям – проекции скачущих лошадей или снегопада, а в зале – живые лошади и настоящий лед, который, с гордостью рассказывает продюсер, заливала та же компания, которая занимается английской версией «Танцев на льду». При всем этом сами актеры ведут себя максимально естественно; пожалуй, что даже на порядок «нормальнее», чем это делали прототипы Анны Карениной и ее окружения. Театр, в котором живые люди переживают настоящие чувства (по мере способностей, разумеется), для режиссера стал уникальным инструментом: вместо того, чтобы снимать многосерийный фильм, в котором тема загнивающего общества раскрывалась бы серия за серией, он просто бросил своих героев в разрушенный театр, оставив зрителям догадываться, что ветхие кресла и красиво облетающая краска на стенах – и есть этот самый лживый разлагающийся свет.

На съемочной площадке куда интереснее, чем могло бы оказаться в декорациях «костюмной», как это принято называть сейчас в Англии, драмы. Театр переполнен нарядными девицами и представительными мужчинами в смокингах; среди них периодически пробегают ассистенты с кружками и указаниями – «Darling, can I put you in your box, please?» Одну из эпизодниц отпускают выпить чаю – и совершенно внезапно она потягивается и говорит по-русски подружке: «Дашка, передай сигареты». Даша на самом деле не актриса, а работает в медиа-бизнесе, на кастинг попала случайно: «Про это везде в Лондоне писали – на форумах, в русских газетах, что набираются актеры или просто типажи на съемки »Анны Карениной«. Я так люблю эту книжку, и пришла. Стояли в очереди шесть часов, как будто к поясу Богородицы, устали очень. А сейчас пришлось на работе отпуск взять, чтобы здесь быть. Но я сегодня слышала, как режиссер сказал оператору взять мой крупный план – что я его major priority! Здорово, правда?» Объявляют перерыв и выясняется, что вокруг и правда в основном русские и поляки. Находиться на съемках им всем интереснее, чем на скучной работе; основные жалобы касаются исключительно размеров платьев – талии узковаты, да и фасоны не самые удобные – и обуви. Даше повезло, ей достались изящные розовые Manolo Blahnik, которые ей не хочется снимать, а ее подружке – туфельки на два размера меньше. Многим мужчинам – например, на съемки сцен скачек – вообще обуви не выдавали, просили приходить в своей черной кожаной обуви. Тут, разумеется, возникает праведный гнев: замахнулись на Анну Каренину, и, как обычно, получится что-то вроде сцены из «Евгения Онегина», где Райф Файнс танцует вальс под «На сопках Маньчжурии».

Жаклин Дюран, костюмер: «Есть главное отличие в моей работе над историческими драмами и этим фильмом. Здесь мы не пытались гоняться за исторической точностью и аккуратностью в деталях – в обычной практике будет тщательный ресерч, в ходе которого ты определяешь форму, силуэт, длину, разрез и обработку. Здесь же главным было ощущение: как и с декорациями, мы старались передать чувство распада, внутреннего тления окружающих Анну и Вронского людей, и поэтому платья на балах, например, создавались именно с этим прицелом. Они все скисших пастельных тонов и специально сделаны с покрытием и деталями, указывающими на разложение: неровно, неаккуратно, но, поверьте, очень продуманно. Мы обращаемся к внутренним инстинктам, первому впечатлению зрителя. Большая часть аудитории все равно не поймет, какая это эпоха. Но мне придется признать, что после этого фильма я предпочла бы пойти работать туда, где требуется больше дотошности и педантичности: так спокойнее. Нет никакой гарантии, что мое и Джо видение этой эпохи и того, как мы их одели, имеет хоть какое-то отношение к реальности или ощущению реальности. Отчасти поэтому я старалась даже усилить какие-то моменты, которые можно принять за ошибки. Анна носит множество шляпок, как в 50-х, да и фасоны оттуда – и я старалась это подчеркнуть, чтобы это выглядело как мое решение, а не как нелепая ошибка».

Костюмер прячет глаза и очень тихо признает, что, например, костюмы Китти и Левина, и особенно Агафьи, хотелось сделать максимально точными, но бюджета на это не было; по книгам, которые были в распоряжении команды, было сложновато что-то сделать, часто не хватало просто перевода.

После костюмерной мы идем осматривать реквизиторскую. Это обычный склад: иконы, кружевные зонты, затхлый запах шуб, фарфоровые супницы, шляпные булавки; в одном углу свалены кареты – кроме шуток, несколько карет, в беспорядке громоздящихся в углу. Сундуки, стулья и куклы. Длинный ряд стеллажей с едой из польских супермаркетов в Лондоне: консервные банки с селедкой, соленые огурцы. В следующем зале играет громкий хип-хоп, раздается ритмичный звук степлера – кто-то обивает стулья для обстановки квартиры Карениных сине-золотой парчой. На рабочем столе – пять разномастных самоваров и кока-кола. Если же не говорить про сам театр – построенный, кстати, по образу заброшенного викторианского театра в парке Alexandra Palace в Лондоне, – то интерьеры кажутся пустоватыми. Квартира Карениных – голые стены темно-зеленого света с нарисованными повсюду имперскими орлами, мраморный пол и едва ли по пять предметов мебели в комнате.

Съемочная площадка кажется скорее декорацией на съемках фильма по школьному сочинению на тему «Анны Карениной», чем адаптацией или экранизацией самого романа. Вполне вероятно, что это ощущение появляется оттого, что книга Толстого для русских значит несколько больше, чем для всех участников съемочного процесса. Продюсер Тим Бивэн с энтузиазмом подтверждает, что ему страшно интересно, что подумают русские зрители: «Еще бы. Мы понимаем, какая это важная книга. Поэтому мы постарались избежать типичных, на наш взгляд, ошибок прошлых фильмов. Мы не хотели точности, мы хотели ощущений. В этом фильме вы не застанете – не дай Боже! – Киру Найтли за попыткой произнести что-то по-русски, как это делала Софи Марсо. Это же смешно. Мы снимаем фильм про любовь, так, как это могут сделать Джо Райт по сценарию Тома Стоппарда – необычно, странно, театрализованно, но очень интересно».