Привычный Йос Стеллинг в непривычной тональности
Немолодой русский доктор Николай приезжает на поезде в немецкие леса и несет цветы к могиле некоей Элизы. Гуляя по полуразрушенному отелю рядом с кладбищем, он вспоминает, как много лет назад приехал в эту глушь совсем юным студентом и влюбился в красавицу Элизу, содержанку крайне неприятного графа – владельца отеля. Молодые влюбленные читали друг другу Пушкина, коварный граф строил козни, Николай иногда пытался им противостоять, а Элиза медленно умирала.
Йос Стеллинг всегда работал на такой очень узкой территорий, на которой сделай шаг в сторону – и увязнешь в пошлости. Над его картинами никогда не надо было задумываться: это высочайшей визуальной культуры и почти некинематографической природы работы, в которых рассказываются самые понятные вещи на свете, и если в фильме звучит «Похоронный марш» из сонаты №2 Шопена – это значит только то, что значит, и никаких двойных смыслов тут быть не может. Но от того самого шага режиссера всегда удерживало очень тонкое чувство иронии, создававшее воздух между простотой историй и сложностью кадра, дававшее возможность верить в эти истории и не позволявшее режиссеру прослыть снобом, у которого голландская живопись делит кадр с русской поэзией. Новый фильм Стеллинга «Девушка и смерть» неожиданно отличается от предыдущих работ серьезностью тона, которую задает даже выбор актера на главную мужскую роль.
Место голландцев вроде ван вер Воуде и де Йонге– или русского, но той же актерской природы, почти гениального Маковецкого – занял Бичевин с правильными чертами лица и такой же правильной игрой, который с самым романтическим видом читает «Я помню чудное мгновенье…». В картине нет ни одного полутона и не только пропала привычная ирония, но и вовсе появляются вещи порой удивительные: чрезвычайно мрачный Маковецкий (он все-таки недолго присутствует), какого не было даже у Балабанова, а ведь он смог и из Бичевина вынуть смазливого героя-любовника, и Рената Литвинова, у которой будто напрочь испарилась ее харизма на стыке комического и трагического.Работы Стеллинга по-прежнему ни на что не похожи, визуальная культура так же высока, истории самые понятные на свете, а культурные коды считываются на раз-два, но, когда тебе совершенно серьезно читают на французском Пушкина под Шопена, стилизуя кадр под живопись всех стран мира по очереди, и все это в истории про любовь юноши и падшей женщины, есть шанс почувствовать себя дураком, которого вот уже с начала фильма водят за нос.