Изобретательно снятая панковская драма об австралийском Робин Гуде, поставленная режиссёром «Макбета» и «Кредо убийцы».
Нед Келли (Джордж МакКей) — выходец из семьи ирландских арестантов, сосланных в Австралию. Его отец кое-как содержит семью, пока мать ублажает британского офицера (Чарли Ханнэм), чтобы упростить жизнь своим детям. Через десяток лет Нед, покинувший дом и оказавшийся в центре австралийской цивилизации, под гнётом несправедливости и из-за вероломности другого англичанина (Николас Холт), решит основать свою банду бушрейнджеров, наводивших ужас на британских колонизаторов в конце позапрошлого столетия.
Британцы лохи, копы — дуры, мы фанаты панк-культуры: до российского проката наконец добралась «Подлинная история банды Келли», новая работа австралийского визионера Джастина Курзеля. Режиссёра с, безусловно, выдающимся чувством стиля, но не всегда способного нащупать связь со своим материалом. Его «Макбета», при всех визуальных опять же достоинствах, лучше никогда не пересматривать (большой шанс, что разочаруетесь), а от «Кредо убийцы» стоит держаться на расстоянии пушечного выстрела — в обоих случаях строгая драматургия исходного текста открыто конфронтирует пижонской кинематографии Курзеля, которого чистый нарратив интересует меньше всего.
«Подлинная история банды Келли» в этом смысле выглядит абсолютным режиссёрским попаданием: в руках Джастина легендарная (особенно для австралийцев) история Неда Келли, бушменского Робин Гуда в платье, превращается в кино-ощущение, кино-поток, где сколько-нибудь связная сюжетика уступает место чистой синемагии. Клиповое мышление постановщика с его любовью к резким монтажным фразам и выхолощенной поэтикой в кои-то веки удачно ложится в крамольный дух фильма: агрессивный панк-рок на саундтреке, вечно плывущая, нестабильная, искажающая пропорции широкоугольная камера с несколькими внезапными переходами на камеру субъективную — вся картина выглядит как одно большое музыкальное видео каких-нибудь австралийских гаражных бунтарей (или, скажем, King Gizzard, если они вновь ударятся в жанровые эксперименты), для которых Нед Келли навсегда стал символом своеволия и свободолюбия.
При этом сама деятельность банды Келли — молодых шалопаев в женских платьях и самодельных рыцарских латах — Курзеля интересует не сильно: понять, что же именно такого легендарного они натворили, зритель сможет лишь по мимолётно выброшенным фразам. Вместо этого он фокусируется на классическом «становлении героя», старательно выписывает Неду детские комплексы и тянущиеся за ним несправедливости: скверное отношение британских колонизаторов, отец — слабак, мать — стерва, продавшая за копейки в рабство небритому бушрейнджеру (короткий, но эффектный выход Рассела Кроу). Всё это не слишком интересно в контексте большой истории — и так, в общем, понятно, что Келли грабить стал не от хорошей жизни, — но очень важно для контекста времени. Такого этнографического австралийского мифа со всеми вытекающими атрибутами — экоцентристской эстетикой ещё не сгоревшего буша (так австралийцы, если что, называют свои леса) и всепоглощающей ненавистью к британскому военному диктату.
Поэтому здесь, как и в недавнем «Соловье», важное место занимает всё тот же лес — символ утерянной связи человека с его биологическим, животным началом. А поголовно все персонажи-англичане — мрази и ублюдки, причём наибольшими ублюдками оказываются те, кто поначалу выглядят самыми невинными. Тут, правда, возникает вопрос к режиссёру Курзелю: что ж, если он так не любит британцев, у него роль национального героя играет лондонец Джордж МакКей, а его жену и наставника — новозеландцы Томасин МакКензи и Рассел Кроу соответственно? Непатриотично как-то вышло. Впрочем, вряд ли к МакКею будут претензии даже у самых заядлых австралофилов — уж слишком он, чертяга, хорош.
Единственное, что, пожалуй, странно в «Подлинной истории банды Келли» — то, что при всём ренегатском духе фильма Джастин Курзель как-то побаивается насилия: прячет самые жестокие моменты за монтажные склейки и лишь пару раз позволяет себе пролить на экран кровь. Его стеснительность не очень подходит фильму и усиливает ощущение, что для кино о слепом протесте в «Банде Келли» маловато самого протеста — по сути, за него отдувается лишь финальная перестрелка. Без вопросов, впрочем, великая и, вероятно, работавшая бы не так хорошо, если весь фильм состоял из таких витальных выплесков звериной ярости.