Черная молния

В прошлом году должны были выйти сразу два фильма под названием “Push”. Один – $40-миллионный научно-фантастический триллер про подростков с паранормальными способностями, скрывающихся от правительственных агентов («Пятое измерение» в российском прокате). Другой обошелся создателям всего в $10 миллионов и поднимал темы жестокого обращения с детьми, неграмотности и нищеты в неблагополучных городских районах. Чтобы избежать путаницы, второй фильм был переименован, а его релиз отложен.

Что в итоге оказалось неплохой идеей: картина «Сокровище», снятая по роману Сапфиры «Тужься», оказалась одним из фаворитов в самый разгар сезона «Оскаров». Это душещипательная история Кларис «Прешес» Джонс – юной гарлемской афроамериканки, пытающейся выбраться из гнилого болота повседневности с помощью неожиданно появившихся в ее жизни благодетелей. Как и в вышеупомянутом триллере, в картине Ли Дэниелса (второй по счету после драмы 2005 года «Война теней» о наемных убийцах с Кубой Гудингом-мл. и Хелен Миррен) полно спецэффектов – таких метаморфоз, как здесь, не увидишь даже во вторых «Трансформерах».

Рок-звезда Ленни Кравиц перевоплощается в скромного и дружелюбного санитара, поп-дива Мэрайя Кэри становится дурно одетой сотрудницей социальных служб, а юмористка Мо’Ник превращается в одинокую мать Прешес – ожесточенную и озлобленную женщину. Но больше всего, пожалуй, впечатляет то, как никому не известная дебютантка становится героиней самой вдохновляющей «истории Золушки» этого года. В свои двадцать шесть – и будучи на несколько размеров больше, чем это обычно принято у новоиспеченных голливудских старлеток – Габури Сидибе идет по виртуальной красной дорожке, опоясывающей весь мир. Вскоре после того как она входит в огромный зал заседаний, где мы проводим сегодняшнеее интервью, становится ясно: хотя Сидибе тоже родом из Гарлема, она ни капли не похожа на свою героиню.

Прешес – замкнутая, необщительная и враждебно настроенная; Сидибе – открытая, бойкая на язык и располагающая к себе девушка. А еще она спокойно признает, что ее присутствие здесь, на Лондонском кинофестивале, в общем-то, не более чем счастливая случайность.

«Я не была актрисой, не стремилась ей стать и вообще не подозревала, во что ввязываюсь, когда пробовалась на роль, – рассказывает Габури. – Получился такой типа эффект нарастающего снежного кома. Когда в день прослушивания я вышла из дома, я не могла решить, куда мне идти. Либо в центр – в школу, что было бы разумнее всего, – либо в противоположную сторону, на прослушивание. И как-то незаметно для себя я пошла в том направлении, которое вело на пробы. Я даже несколько раз подбрасывала монетку, но результат каждый раз был один и тот же: в школу! Серьезно, так и было! Слава богу, что я все-таки выбрала правильное направление. Но даже пока шла, я думала про себя: «Вот глупость!»

Дальше все пошло как в голливудском байопике.

«Мне очень неловко говорить, что это было легко, – улыбается Габури. – Но именно так оно и было».

После того как Сидибе зачитала несколько страниц сценария, ее отозвали в сторону и пригласили встретиться с Дэниелсом.

«Мы вообще не говорили о фильме. Я думаю, он просто хотел посмотреть, что я собой представляю и что у меня на уме. Ближе к концу обсуждения, прямо перед тем, как предложить мне роль, он спросил меня, учусь ли я в колледже, и я ответила: “Да”. Тогда он задал еще один вопрос: “Хорошо, ну а если ты получишь эту роль, что будет с твоей учебой?” Я сказала, что мне не каждый день предлагают сняться в кино и потому я соглашусь, и что еще не поздно бросить учебу, потому что я пока не заплатила за семестр. “Ладно. Соображаешь”, – сказал он в ответ. Я его поблагодарила, и уже после этого он заявил, что хочет, чтобы я сыграла в его фильме. В чем он действительно хотел убедиться – так это в том, что я не была такой же, как на кассете с прослушивания. Он хотел понять, играла я или нет».

Был ли это комплимент?

«Еще какой комплимент! – сияет Сидибе. – Вы ведь видели фильм? Разве я веду себя как Прешес? Разумеется, это комплимент! Я обычно не люблю комплименты, – хихикает она. – Я из-за них нервничаю! Но он понял, что я действительно играла». Лишь попав на съемочную площадку, Габури начала осознавать грандиозность ситуации – со своей новой партнершей по фильму спешили познакомиться Кравиц, Кэри и Мо’Ник.

«Это люди, которыми я восхищаюсь и которых боготворю, – говорит Сидибе. – Мне было очень странно, когда они просили о встрече со мной. Но вскоре из сверкающих образов знаменитостей они превратились в реальных людей. Удивительно было наблюдать этот переход. Типа как Мэрайя сперва была “МЭРАЙЯ!”, а потом превратилась в просто Мэрайю. Она такая красивая, в самом деле, и еще она очень забавная – и умная. Ну, не в том смысле, что я считала ее глупой. Нет, нет, нет. Просто я была удивлена, когда она оказалась такой милой».

Кэри вхождение в роль, однако, далось не без боя.

«Она постоянно жаловалась на свои костюмы, – смеется Сидибе. – Сейчас ее как раз из-за них все превозносят, но тогда она чуть ли не топала ногами! Ну так, слегка. Она не вела себя как капризная поп-дива, но ее это явно расстраивало. “Я не могу носить такой грим! Что вы на мне малюете?!” Она изрядно говнилась из-за этого… Ой, наверное, не стоит здесь говорить “говнилась”?.. – хихикает она. – Извините!»

Говоря о своей роли, Сидибе уверяет, что играла всегда без колебаний, даже когда жуткая действительность повседневной жизни Прешес обрушивалась на нее всей своей массой.

«Я никогда специально не училась актерскому мастерству, – говорит Габури, – я не знала о Методе, и каково это – все съемки жить в образе своего персонажа. Как только мистер Дэниелс говорил “Снято!”, я снова становилась Габби. И я не знаю, в чем тут дело – в моей актерской необразованности или в том, что я совершенно четко представляла, кто такая Габби, – но мне это нисколько не мешало». В чем бы ни была причина – в простом незнании или, наоборот, в гениальности – сама Сидибе предпочитает не зацикливаться на этом вопросе. И без того она номинировалась на «Оскар» в этом году, а ее имя упоминается в одном ряду с другими выдающимися исполнительницами женских ролей.

«Одно я могу сказать точно: когда мы были на фестивале “Санденс”, после показа к нам подошло множество людей – черных, белых, азиатов, – и каждый из них признался, что это была “его история”. Вот тогда я и поняла, что у нас получился хит – в эмоциональном плане. А может, и не только в эмоциональном. Не в таком грандиозном смысле, типа как блокбастер. Для меня его хитовость, наверное, заключалась в том, что мы смогли достучаться до аудитории, которая совсем не похожа на нас».