Нас догоняет "Коллекционер" Юрия Грымова и сразу производит сложное впечатление. Фильм не существует отдельно от внекинематографической жизни автора, что, в общем, плохо, и все же в нем не так уж мало хорошего...
Хороши, как и Грымов знает, фактуры снятых материй и некоторые кадры. В причудливом пространстве бродят белые дикобразы. По-настоящему, на манер Лив Тайлер из "Ускользающей красоты", красива в главной роли дебютантка Екатерина Волкова. Смешно, когда советская пионерская песня про "Прекрасное далеко" в исполнении пресловутого детского хора Гостелерадио экранизирована в кошмарно-агрессивном духе ансамбля "Kисс". И умозаключения типа "Главное – не количество подлинников, а неизвестность количества подделок" тоже забавны. Как и еще кое-что, это свидетельствует о безусловном владении постановочным ремеслом, с одной стороны, и о вполне художественном стремлении сотворить новый мир, с другой.
К сожалению, мир, в котором "Коллекционер" сотворен целиком и полностью, с потрохами, вовсе не нов, а вечен, и вечно неприемлем. Это мир разлагающегося трупа или, что то же самое, жертвы аборта. Звучит смешно.
Нет-нет, когда некрореалисты снимали "Серебряные головы", смерть была наблюдена абсолютно живыми, остроумными людьми. Когда Гринуэй делал свои виньетки, это тоже был мир умирания чего-то очень живучего, будь то Шекспир или Сэй Сенагон. Определялась живость возможностью связей и ассоциаций, хоть какие-то из которых да возникали в любом без исключения зрителе. В идеале возникало единство. В "Коллекционере" на полтора часа – черт в ермолке, его чертова кукла-дочка и три ее придурка-жениха, Кого выбрать из женихов просто так, без загадок или испытаний? Ну, кого-нибудь выбрать – а больше ничего. Ну, служанка-чернавка и ее собственное завистливое отродье. С ними тоже ничего не происходит.
Все отдельно - пространство, вещи, слова, персонажи, артисты. По словам Грымова, целых четыре часа Петренко на съемках без грима, только светом и ракурсами превращали в одной мизансцене из славянина в еврея. А зачем? Слоняется он по дому, и слонялся бы дальше. Превращения ни из чего не следуют, и из них ничего не следует. Остается одна бесконечная претензия на "коллекционирование жизни".
Но опять же у каждой коллекции есть исток. У Феллини - что в "Амаркорде", что в "Восемь с половиной", где тоже как бы сплошная кунсткамера - таким истоком было общечеловеческое детство. У Параджанова всякий раз, от "Цвета граната" до "Ашик-Кериба", любые роскошества нанизаны на фольклор, на какую-то общечеловеческую сказку. Всегда был изначальный контакт "автора" и кого-то другого, от которого и пошел "автор", отличный от других. Именно исток коллекции, какой бы всеядной она ни была, отличает ее от помойки, от контейнера типа "гроб" с разложившимися овощами и копошащимися червями.
У Грымова есть и пролистанный Хайдеггер, и непролистанный Мишель Фуко, и усталость от секса, и радость покоя, и деньги, и запахи, и ненависть, и художественный вкус, но нет самого главного. Нет самоидентификации. Безразлично, кто скажет любую из его сентенций – в них нет пола и характера. Безразлично, куда в финале помчится на мотоцикле чертовка-дочь, вырвавшаяся из чертова коллекционного дома – некуда мчаться в одном всемирном гробу, даже если в нем небо видно.
Проблема отсутствия самоидентификации довлеет, видимо, над Юрием Грымовым лично, хотя ясно это из фильма. Весь "Коллекционер" с его нахватанностью по верхам и пестротой безликих, незапоминающихся в большинстве своем материй свидетельствует об отсутствии у "автора" хоть какого-то прошлого, становления, воспитания или, что то же самое, отсутствии контакта хотя бы с одним другим человеком, "хорошим человеком". Если бы личная культура "автора" хоть когда-то случайно возникла и хоть сколько-то продолжалась, то и в фильме бы хоть что-нибудь происходило. Но, судя по пресс-конференции после фильма, видимо, даже в жизни Грымов пытается возместить отсутствие личной культуры быстротой смены впечатлений.
С другой стороны, уже начавшаяся огульная брань по поводу "Коллекционера" вызывает не меньшее неприятие, чем сам фильм. Грымовский мир еще не сложился, а, например, мир других "авторов" - "Часов без стрелок" или "Тихих омутов" – давно уже распался. Наумовы и рязановы десятилетиями сосут материнскую грудь государства без всяких на то оснований, на одних "былых заслугах", но их бранят вовсе не так огульно. Они – люди государственные. Произведения их потомства типа "Мама" или "Затворник", или какой-нибудь "Чистый понедельник" не вызывают вообще ничего, кроме тошноты. Но их не только не бранят - наоборот, периодически хвалят, как перспективные, авансом. И что же, все авансы – только тем, кто "чье-то потомство"? Но ведь как раз у "чьих-то" было и воспитание, и окружение, а результат?
Да, Грымов – "ничей", не из них, он действительно начинал на заводе имени Лихачева, но хотя бы пытается "сделать себя сам" и совершает ошибки на свои собственные деньги. Он ни у кого ничего не отнял, и чертовски несправедливо делать из него "мальчика для битья". И как бы он сам ни настаивал, что "жизнь прекрасна, потому что несправедлива", пользоваться его сентенциями, не допуская его до себя, не красит полуразложившиеся останки нашей родной кинематографии.