"Я понял: не хочу больше жить. Мне скучны мои слова, мои мысли, мои желанья... Проклят мир и опустел для меня в один час: все ложь и все суета". Это одна из последних строк повести "Конь бледный", по которой Карен Шахназаров снял фильм "Всадник по имени Смерть".
Борису Савинкову, эсеру-террористу, писавшему под псевдонимом "В.Ропшин", было на тот момент примерно двадцать восемь лет. 29 августа 1924 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Бориса Савинкова – организатора убийств Плеве, великого князя Сергея Александровича и многих других – к высшей мере наказания с конфискацией имущества. Советский строй отплатил ему за жизни тех, кого сам с готовностью уничтожал, завоевав Россию. В августе 25-го Савинкова сбросили в пролет тюремной лестницы на Лубянке. Бесславный конец для всадника по имени Смерть, человека, отождествившего себя с апокалиптическим персонажем.
Савинков был писателем средненьким, впрочем, не без искры Божьей. Его повести можно было обвинить в чем угодно – в отсутствии разработанных образов, в невыстроенности сюжета, в поверхностности характеров, – но только не в фальши. Он знал то, о чем писал. Каждая его страница, каждая строка – это исповедь. Экранизировать исповедь без потерь практически невозможно. Тем не менее Карен Шахназаров, увлекшись, очевидно, незаурядной личностью Савинкова и решив заодно покопаться в сумрачной душе идейного убийцы, задумал перенести на экран поток мыслей и чувств разоткровенничавшегося террориста.
Любая исповедь перестает быть таковой, когда между ней и адресатом появляется посредник. Став таким посредником, режиссер напрочь выхолостил из первоисточника все ценное, что там было, оставив лишь слегка видоизмененный сюжет. Но для произведения такого жанра сюжет не играет сколь-нибудь существенной роли. В таких произведениях есть одна самодовлеющая вещь, одна-единственная доминанта – "Я". Здесь рассказ от первого лица не суть художественный прием, здесь "я" означает высшую степень достоверности и искренности. И каким бы хорошим актером ни был Андрей Панин, ему в роли террориста Жоржа (читай Савинкова) остается делать мефистофельский взор, катать желваки и двигать кадыком. Действительно бледный какой-то конь, блеклый.
Все остальные персонажи появляются и незаметно исчезают, растворяясь в мутном киноповествовании, построенном к тому же почти сплошь на крупных планах, что существенно утяжеляет восприятие. Как известно, Карен Шахназаров для фильма построил на "Мосфильме" огромный город, точь-в-точь воспроизводящий кусочек Москвы начала ХХ века. Даже брусчатку настоящую сделали, не резиновую, как водится в фильмах про старину. Видно, что быт и нравы города столетней давности изучены доскональнейше. Но когда видишь это стопроцентное соответствие, вдруг, как ни странно, начинаешь понимать, что и кино – искусство условное. Излишняя достоверность поворачивается обратной стороной, являя совершенно неожиданную театральщину. Перед тобой – словно огромная сцена, над которой, безусловно, очень хорошо поработал сценограф, а прохожих так и хочется назвать массовкой. Слов нет, разного рода исторические ляпы в кино раздражают безмерно (в одном ныне идущем сериале из жизни Москвы начала 50-х персонажи, например, договариваются встретиться у станции метро "Серпуховская", ничуть не смущаясь тем фактом, что эта станция была построена в 1981-м), однако, как выясняется, есть своя мера и в достоверности.
Почему вдруг Савинков? Трудно представить, чтобы идея экранизировать одного из самых известных в истории России террориста пришла режиссеру в голову просто так, с бухты-барахты, хотя упреки в конъюнктуре, думается, не к месту. Политический подтекст понятен: терроризм обречен еще на заре прошлого века. Только сегодня всадники по имени Смерть резвятся там, где Савинкову сотоварищи и не снилось. Приготовишки они были. И покаяние Жоржа-Савинкова, его "достоевские" сомнения, имел ли он право всю свою сознательную жизнь распоряжаться чужими жизнями, его коллеги по бомбометанию через сто лет не услышат. Слишком громко рвутся бомбы, слишком громко плачут дети. И за этим грохотом, за этим плачем – кто услышит, а если услышит – кто всерьез воспримет сомнение-покаяние одного-единственного всадника по имени Смерть? Нет, как оказалось, ничто не обречено. Все имеет свой конец и свое начало. И история, вопреки расхожему мнению, повторяется не всегда в виде фарса, а чаще – в виде утроенной, удесятеренной трагедии. И поэтому смотреть фильм Шахназарова мучительно больно. У них в то время хотя бы метро не было…
"…и вот, конь бледный, и на нем всадник, имя которому Смерть; и ад следовал за ним…", – Откровение Иоанна Богослова".
Если вы хотите предложить нам материал для публикации или сотрудничество, напишите нам письмо, и, если оно покажется нам важным, мы ответим вам течение одного-двух дней. Если ваш вопрос нельзя решить по почте, в редакцию можно позвонить.