Часть грандиозного проекта Ильи Хржановского, где реальность смешивается с фикцией, а Советский Союз — с Россией.
Каждый день буфетчиц Наташи (Наталья Бережная) и Оли (Ольга Шкабарня) похож на предыдущий. Утром — на работу, днём — разносить еду шумным сотрудникам института, вечером — спорить, кто будет мыть полы, а потом нажираться тоннами водки, материться и драться. У Наташи на Олю уже давно зреет обида: безответственная и легкомысленная девка красивее и моложе её, той, кто сильнее всех хочет быть желанной и любимой. Коленки костлявые, морщинки уже бороздят просторы лица, а на личном фронте без успехов. Поэтому (но, думается, ещё и из-за десятка литров водки, коньяка и пива на вечеринке у Оли дома) она падает в объятья очаровательного учёного-иностранца Люка с блистательной лысиной.
Это одна из многих историй многострадального проекта Ильи Хржановского, изначально планировавшегося как байопик о жизни великого физика Ландау, а теперь разросшегося до гигантского перформанса общей продолжительностью 700 часов и охватывающего, кажется, все социальные слои и грехи СССР и России. Персонажи сквозные, и, например, Олю или кагэбэшника Ажиппо берлинские зрители точно увидят в другом фильме — «Дау. Дегенерация», однако ничего общего с историей учёного кроме антуража и контекста (разве что во втором фильме он предстает больным молчаливым стариком), две этих картины не имеют.
Пока что главный разговор о «Дау. Наташа» — разговор контекстуальный, связанный с производственной историей фильма, конфликтами и мифами вокруг него. Обвинения авторов в издевательстве над актёрами и изнасиловании на съёмочной площадке — лишь верхушка айсберга. Ещё ходили байки про то, что настоящий тюремщик Владимир Ажиппо, исполнивший роль кагэбэшника в «Наташе», умер от сердечного приступа, увидев, какие зверства он учинил в процессе игры. Или не игры? Это ещё один вопрос, который «Дау» встраивает в современный культурный дискурс уже своим существованием. Где реальная эмоция, а где выдумка? Где заранее запланированные действия, удары, мат, секс, а где импровизация или вообще нарушение творческой этики? Актёры этого гигантского проекта, как известно, так сильно погрузились в образы и обстановку, что на пресс-конференции сами не смогли дать точный ответ. А должны ли?
Понять можно обе стороны медийного конфликта: первая утверждает, что на самом деле участники попали под влияние режиссёра-деспота и, сами того не понимая, оказались жертвами, а все действия Хржановского, курировавшего работу на площадке, и других режиссёров были антигуманными (главная проблема здесь — сомнительная доказательная база, подтверждающая непосредственно акты насилия); вторая — и это, пожалуй, главное отличие от предыдущего мнения — смотрит на «Дау» прежде всего как на объект искусства, рассматривая действия всех его участников через пост- и метамодернистскую призму (такими категориями, кстати, рассуждают и актёры, которые в целом не разделяют реальную жизнь и произошедшее на площадке).
Но, допустим, не было никакого перформанса и 700-часового проекта. Не было конфликтов и спорных эпизодов вокруг создания. Что такое «Дау. Наташа» без исторического и культурного бэкграунда, который за ним протянулся? Безусловно, этот контекст даже во время просмотра оказывает нужный эффект: когда Наташа засовывает во влагалище бутылку или в истерике кричит, что её все достало, перестаешь ощущать грань между фикцией и реальностью. Это жутко, неудобно со зрительской позиции и в хорошем смысле тягостно, но все два с половиной часа, что идёт фильм, подобные ощущения не сохраняются.
«Дау. Наташа», безусловно, безумное, неуютное кино. Особенно в моментах, когда буфетчицы вливают в себя литры спиртного или унижают друг друга физически и морально. С другой стороны, это невероятно смешно: в процессе они выдают импровизационные уморительные гэги, используют абсурдную матерную лексику, о некоторых словах из которой вы даже не подозревали, и рассказывают убийственные тосты. Суматоха вечерняя, то есть повседневная, однажды перетекает в вечеринку у Оли. Там, впрочем, те же порядки и правила: реки алкоголя, солёная рыбка и вечное веселье. Так, сменяя один день другим, «Дау. Наташа» конструирует вполне себе кинематографичную трагикомедию, где есть выразительность и декораций, и съёмки, и даже звука. Замкнутая кольцевая композиция, протянувшаяся до допроса в КГБ, образует эдакий дантовский круг ада, в который Наташа возвращается даже после переломного эпизода унижений. То есть о грубой театральщине и антирежиссуре (а также антикино) говорить не приходится: «Наташа» проект хоть и импровизационный, но осмысленный прежде всего на монтаже. А он, как завещал дедушка Эйзенштейн, и есть движущая сила киноискусства.
В этом фильме даже есть общая сюжетная канва и проблематика. Ядро истории, очевидно, — стареющая буфетчица и её глубокие страхи одиночества и нелюбви. Главный конфликт (это ещё очевиднее, потому что неоднократно подчёркивается авторами и исполнителями) — невозможность конкурировать с молодой Ольгой, желание унизить конкурентку и безумное влечение к мужчинам. Ещё одно разрушение мифов: «Наташа» — не совсем про критику тоталитаризма и политический контекст, хотя глобально и пытается осмыслить феномен социальной несвободы и насилия. Скорее про абьюз и комплекс жертвы, рабское сознание и знаменитую отечественную поговорку «Бьёт — значит любит».
Проще говоря, «Дау. Наташа» — не такое уж мудрёное и сумасбродное по форме кино, каким его хотят выставить ярые ненавистники. Новаторство здесь заключено в любопытной форме, заигрываниях на поле «было/не было» и воссоздании советского антуража, смешанного с актуальной российской ментальностью (речь тех же буфетчиц очевидно пестрит современным слэнгом). Однако на другой вопрос мы ещё не ответили: так ли примечателен «Дау. Наташа» обособленно?
Кажется, нет. Без всей этой тяжёлой истории производства он всего лишь ещё один концептуально сложный, но эмоционально не внушающий фестивальный проект. Гротеск, абсурд и, наконец, torture porn вроде бы должны сбить зрителя с толку, вывести его из зоны комфорта, но на фоне «ненастоящих», синтезированных фильмов, где выдумка ярче постреальности, весь нахваленный шок-контент «Дау» удивит лишь особо чувствительного зрителя, зацикленного на вопросе о гранях действительности. На пресс-конференции Хржановский назвал «Наташу» трейлером всего проекта. Пожалуй, так и есть. Это неинтересная реклама, обещающая целую невообразимую вселенную, живущую по своим законам и создающую целую систему с мириадом персонажей. Без этого локомотива «Дау. Наташа» — лишь грузный недвижимый вагон, вставший особняком посреди всего нынешнего Берлинского фестиваля. Вроде посмотреть на эту махину любопытно, а надоедает довольно быстро.