За последние четыре десятилетия о «Чужом» были написаны десятки книг, сотни журнальных статей и бесчисленное количество лекций для высших учебных заведений. Ни один фильм не был удостоен такого внимания со стороны академиков и ученых
В год сорокалетия с выхода фильма количество статей и активностей только увеличится — например, в Бангорском университете в эти дни проходит симпозиум, посвященный картине. Спикеры выступят с докладами на тему «“Чужой” и раса, этническая и иная принадлежность»; «“Чужой” и психоанализ»; и «“Чужой” и неолиберализм, постиндустриализм и рост многонациональных корпораций».
Создатели фильма вовсе не стремились получить признание среди ученых — Ридли Скотт утверждал, что приступая к съемкам в конце семидесятых, ставил себе целью снять «прямой, захватывающий триллер и всех напугать до усрачки». А началось все в 1980 году. Уважаемый в академических кругах журнал Science Fiction Studies посвятил целый номер «Чужому» — событие, сравнимое с тем, как в 1956 году французские кинокритики из Cahiers du Cinema посвятили целый номер Альфреду Хичкоку. С тех пор публикации и теории о фантастическом хорроре растут как снежный ком. Приведем здесь основные из них.
«Чужой» как фрейдистский кошмар
Фильм Ридли Скотта и образы, созданные художником Хансом Руди Гигером, насыщены референсами и отсылками к известной теории Зигмунда Фрейда к психосексуальному развитию человека, начиная с одной из самых впечатляющих сцен в истории кино — родов монстра из чрева мужчины-астронавта.
«Рождение Чужого из живота Кейна играет на том, что Фрейд называл распространенным заблуждением о родах среди детей, будто бы мать каким-то образом оплодотворяется через рот», — писала Барбара Крид, профессор Мельбурнского университета, в своей статье «Ужас и чудовищная женственность: воображаемое отвращение» (Screen, Vol. 27, 1986).
«Эта сцена не смогла быть еще более прямо привести к образности фобии из учебника Фрейда: вагина с зубами зажимает и съедает заживо интрузивный фаллос, делая его бессильным, кастрированным», пишет Ребекка Белл-Метеро о сцене, в которой Кейна насилует орально напоминающий скорпиона монстр, прицепившийся к его лицу. Это нелицеприятное оплодотворение Кейна и последующее рождение Чужого — самые явные примеры сексуальной неразберихе, творящейся в фильме.
Представляет ли Чужой мужское или женское?
В фильме, где все пропитано фаллическими образами, самым очевидным из них выглядит сам монстр. «Чужой выказывает пугающе ненасытную сексуальность, в сравнении с которой члены экипажа выглядят абсолютно асексуально», - замечает Белл-Метеро.
Но критики не могут сойтись в отношении того, репрезентует Чужой мужской или женское. Джеймс Х. Кавана сравнивает Чужого с зубастым фаллосом, отмечая, что «через гротескно акцентированные эректильные образы Чужой настойчиво выражает себя психосексуально в роли угрожающего фаллоса».
Эми Тобин видит Чужого как смесь обоих полов: ее рот она описывает как гермафродитный: «двойные челюсти представляют внешние и внутренние половые губы зубастой вагины, а выдвигающаяся внутренняя челюсть несла в себе фаллическую угрозу».
Рипли: икона феминизма или наоборот?
Многие назвали «Чужого» феминистским фильмом, потому что роль лидера и впоследствии героя берет на себя Рипли, женщина — в отличие от предыдущих фантастических и приключенческих лент, где женщина скорее служит помехой герою в самый критический момент его битвы с врагом. Легкость, с которой Рипли берет в картине лидирующую роль, подтолкнула Джеймса Кавана заявить, что «право женщины брать на себя власть не представляет собой никакой проблемы; власть и сила передается лицам независимо от пола, а исключительно из их положения и функций».
Однако это однозначное феминистическое прочтение осталось позади — Джудит Ньюмен, например, нашла обоснования для заявлений, что «Чужой», на самом деле, противоречит феминизму. Сначала она называет фильм «утопической фантазией об освобождении женщин, фантазией об экономическом и социальном равенстве, дружбе и коллективизме между женщинами и мужчинами среднего класса». Однако на примере двух сцен — битвы Эша и Рипли и финального стриптиза Сигурни Уивер — исследовательница приходит к выводу, что «Чужой» больше выражает мужское беспокойство перед лицом феминизма. «Чужой, любящий пространства, похожие на матку и влагалище, отчетливо фаллический, и он нападает на Рипли, как воображаемый насильник, в момент, когда она раздевается … Это мощное выражение мужского ужаса в отношении женской сексуальности и кастрирующих женщин в целом».
Финальный кадр с Рипли, безмятежно почивающей в капсуле для сна, явно отсылает к диснеевской «Белоснежке». Эта ассоциация с женщиной, которую жестко эксплуатируют в рамках фаллоцентрического уклада (она готовит, убирает и ухаживает за семью мужчинами) тоже слабо вяжется с феминисткой повесткой.
Много копий было сломано и по поводу нижнего белья, в котором Рипли предстает в конце фильма — вяжется ли это с феминистическим посылом или разрушает его? Джудит Ньюмен считает, что трусики и маечка «не является стандартным снаряжением для работы на космической станции. Рипли не только лишена коалиции и восстанавливает женственность, она также утверждается в роли Женщины Компании. … Хотя во многих отношениях она прекрасный и захватывающий герой, она лишается радикального удара». Кавана не согласен и считает, что сексистские не сами трусики Рипли, а их обвинение. Профессор Крид примиряет оба лагеря, заявляя, что Рипли в нижнем белье «означает “приемлемую” форму и облик женщины. Демонстрация женщины как обнадеживающий и приятный символ». С этим невозможно не согласиться.
Корпорация Weyland-Yutani: зло или нет?
На протяжении всей франшизы корпорация Weyland-Yutani, пославшая экипаж за образцом Чужого для разработок биологического оружия, у зрителей довольно четко ассоциируются с порождением зла. Не в последнюю очередь из-за того, что относится к своим сотрудникам как к чему-то среднему между рабами и подопытными свинками, как следует из сего специального приказа 937, согласно которому выживание экипажа не входит в число приоритетных задач.
Определить, права компания в этом случае или нет, исследователям помогают два принципа. Один из них — деонтология, получившая известность благодаря Иммануилу Канту. Деонтология устанавливает вневременные моральные принципы и выносит оценку любому действия, основываясь на них. Любой деонтолог косо бы посмотрел на приказ 937. Второй важный подход к этике — это утилитаризм, сторонником которого был Джон Стюарт Милль. Утилитаристы рассматривают каждую ситуацию в рамках предсказуемых последствий, и с их точки зрения любое действие, сулящее хорошие последствия большому количеству людей, не противоречит морали.
Также у крупных корпораций вроде Weyland-Yutani нет задачи служить моральным ориентиром обществу, они в первую очередь зарабатывают деньги и получают прибыль. Здесь появляются марксисты и заявляют, что в фильмах про Чужого подтверждаются все самые худшие страхи Карла Маркса и капитализм угнетает все человеческое и вытесняет человека из процесса производства, заменяя их роботами. Но тот факт, что капитализм цветет и пахнет в 2120 году, противоречит марксистской идее, что непримиримые противоречия капитализма приведут к неминуемой гибели этой системы. Получается, что Чужой в каком-то смысле — это призрак Маркса, блуждающий по космосу и отлавливающий ничего не подозревающих засланцев корпораций.
Кот Джонс и его место в семиотическом квадрате
Помимо фантастических слэшеров академики, как и обычные люди, обожают котиков — поэтому рыжий корабельный кот Джонс, спасшийся вместе с Рипли, тоже стал объектом исследования. В своем эссе «Сукин сын: Феминизм, гуманизм и наука в “Чужом”» Дэйв Кавана, пытавшийся выстроить в одну линию атаку пришельца на людей и критику гуманизма альтюссерианских марксистов, посвятил Джонсу отдельный семиотический квадрат Греймаса — диаграмму, предназначенную для определения смысла посредством взаимодополняющих и противоположных отношений в рамках данной системы. «Основополагающий термин в фильме – «человек» (S). … «анти-человек» (-S), конечно, Чужой, а «не-человек» (̅S̅) – робот Эш. Поэтому кошка функционирует на месте «не-анти-человека» (-̅S̅) и играет необходимую роль в этой драме». Все разложено по полочкам, спасибо.
«Чужой» как ницшеанский Сверхчеловек
С ницшеанской точки зрения «Чужой» тоже выглядит весьма привлекательно — учитывая силу, с которой он стремится воспроизводиться, уничтожая все на своем пути. Робот Эш в своем финальном монологе вместо того, чтобы дать выжившим людям хоть какую-то надежду на преодоление ксеноморфа, восхищается природой пришельца, описывая его как «совершенный организм». Здесь популярно иллюстрируются некоторые из основных принципов ницшеанской философии. «Я восхищаюсь его чистотой. Он выживает. Незамутненный совестью, жалостью или иллюзиями морали». Где-то в этих фразах таится секрет неиссякаемой привлекательности фильма Ридли Скотта, который, по словам режиссера, был начисто лишен какого-либо месседжа.