Однажды в Голливуде: рецензия на фильм «Манк» Дэвида Финчера

1940-й год. Получивший уникальный в то время творческий контроль над дебютным фильмом вундеркинд Орсон Уэллс (Том Берк) просит помощи у одного из главных голливудских сценаристов эпохи — давно выпавшего из светского обоймы из-за острого языка и проблем с алкоголизмом, но тем не менее талантливого Хермана Манкевича (Гари Олдман). Тот недавно попал в ДТП, а теперь восстанавливает силы на калифорнийском ранчо и беспробудно пьет, лежа в кровати из-за сломанной ноги. По заказу Уэллса Манкевич, постоянно вспоминающий работу на голливудских студиях, пишет свой главный шедевр — сценарий «Гражданина Кейна».

Так уж получилось, что у «Гражданина Кейна», великого фильма, который постоянно называют лучшим в истории мирового кинематографа, есть не менее великая и очень скандальная история создания. Вкратце: не совсем понятно, кто из дуэта Уэллс-Манкевич вложил в сценарий картины больше сил и идей. Масла в огонь в 1971 года подлила критикесса Полин Кейл — она выпустила огромное, на 50 тысяч слов, эссе Raising Kane, в котором в очередной раз раскритиковала теорию авторского кино и заступилась за голливудских сценаристов: гениальность «Гражданина Кейна» она связала со сценарием Манкевича и открыто заявила, что, согласно ее источникам, Уэллс не написал ни строчки сценария (следовательно, не заслуживает упоминания в титрах). Разгоревшийся в широких кругах кинокритиков и киноведов скандал перерос в полноценную исследовательскую дискуссию, результатом которой стало восстановление исторической справедливости: лишенное доказательств эссе Кейл, как говорится, уничтожили с помощью логики и фактов. Отныне консенсус такой: оба, и Уэллс и Манкевич, внесли свой вклад в написание сценария главного фильма в истории кино.

Очевидно, скандальное эссе Кейл не могло пройти бесследно — им, например, вдохновился журналист Джек Финчер, который написал в 1990-х сценарий о том, как Херман Манкевич, не вставая с кровати в одного написал «Гражданина Кейна. Сын Джека, Дэвид Финчер, пытался перенести историю отца на большой экран еще в после успеха «Игры» (тогда главную роль должен был исполнить Кевин Спейси), но сценарий из-за недостатка финансирования пришлось временно отложить в стол. Это «временно» затянулось на 23 года. Только благодаря толстому кошельку Netflix и их амбициям наконец-то получить «Оскар» за лучший фильм Финчеру удалось реализовать проект мечты — жаль, до этого момента не дожил его отец, умерший от рака в 2003 году.

Не нужно обладать выдающимися знаниями о фильмографии Дэвида Финчера или его режиссерском стиле, чтобы понять очевидное: «Манк» — нетипичное для него кино. Конечно, в карьере Финчера уже есть торчащий как большой палец фильм — «Социальная сеть», но и она на самом деле не лишена привычной режиссеру триллерной динамики, цветовой драматургии и саспенса. В «Манке» вообще нет Финчера-режиссера, только Финчер-сценарист, историю которого было решено рассказать через пастиш — размытой стилизацией под голливудское кино 1930-х.

«Манк» должен был стать техническим достижением, созданным с использованием аутентичного инструментария, но фильм Финчера в итоге может похвастаться лишь саундтреком Трента Резнора и Аттикуса Росса и монтажом звука: записанный на старую аппаратуру глухой моно-звук действительно напоминает Золотой век Голливуда. Зато излишество монтажных техник эпохи с постоянным затемнением и снятые на цифру, а затем состаренные на компьютере кристально чистые кадры выдают в «Манке» самозванца. Несмотря на операторские цитаты к «Гражданину Кейну» (съемка с нижних ракурсов, экспрессионистское освещение и длинные дубли) «Манк» парадоксальным образом выглядит как один из самых некрасивых черно-белых фильмов последних лет.

«Манк» никогда не ставит на обсуждение вопрос об авторстве «Гражданина Кейна» — Финчер старший принимает позицию Кейл как данность. Ему намного интереснее срифмовать свой сценарий с великим сценарием «Гражданина Кейна» через его важнейшее достижение — нелинейный нарратив. В какой-то момент фильма Манкевич заявляет «за два часа нельзя рассказать жизнь человека, можно только оставить впечатление о ней». Какое впечатление должно остаться у зрителя о герое после «Манка»? Чехарда флешбэков рисует Манкевича как белую ворону голливудского истеблишмента 1930-х: в окружении лицемерных и одержимых деньгами продюсеров и магнатов он — пускай, алкоголик — харизматичный мизантроп с четким моральным стержнем, один из немногих людей в индустрии, кто искренне верит в дружбу (великолепная Аманда Сайфред в роли Мэрион Дэвис).

После горького, но все же хэппи-энда возникает закономерный вопрос: так о чем в итоге «Манк»? Два часа зритель глазами Манкевича следит за внутренней кухней Голливуда: студийные боссы, обеспокоенные кризисом проката, кидают подчиненных на деньги, а еще штампуют наглые пропагандистские ролики, чтобы повлиять на выборы губернатора Калифорнии, пока их работники из-за угрызений совести кончают жизнь самоубийством. Это не похоже ни на полноценную критику студийной системы, ни на любовную открытку Золотой эпохе Голливуда 1930-х. Может, это драма про борьбу за литературное бессмертие или комедия о том, что шедевры рождаются из-за страха дедлайна? Наверное, это просто воодушевляющий фильм о бунте той самой обезьянки шарманщика, которая в притче газетного короля Уильяма Рэндольфа Херста ошибочно считает, что в ее власти находятся и скучающая аудитория, и бедный работодатель. По крайней мере таким «Манк» пытается казаться, но в последние 15 минут делает резкий крен в сторону.

Орсон Уэллс, вундеркинд-нахлебник, не написавший ни одной строчки, которого зритель запомнил исключительно по коротким телефонным звонкам, лично приезжает на ранчо и предлагает выкупить сценарий у Манкевича. Тот, очевидно, отказывается, держа в уме угрозы упивающегося властью Херста, но главным козлом отпущения в истории, а ещё паразитом, получившим в итоге премию «Оскар» за заслуги Манкевича, почему-то становится Уэллс. Как так получилось, что режиссер, который всю свою жизнь безуспешно боролся с Голливудом за творческий контроль, в «Манке» оказался персонификацией этой прогнившей системы? Ответ прост: «это, друзья мои, магия кино».