Сентиментальная драма о борьбе с алкоголизмом, знаменующая возвращение Роберта Земекиса из многолетнего путешествия по лабиринтам motion capture
Будучи навеселе после неспокойной ночи, опытный пилот Уип Уитакер (Вашингтон) отправляется в очередной рейс. В процессе полета самолет начинает разваливаться, но благодаря уникальному трюку Уитакера все же успешно совершает аварийную посадку с минимальным количеством жертв. Казалось бы, героя впору носить на руках, но в его крови находят алкоголь, и дело передают в суд.
Подтверждая свою репутацию одного из главных голливудских волшебников, Земекис выстраивает весь фильм вокруг почти мультипликационного эпизода. Огромный лайнер умеет летать вверх тормашками? После подобного анекдота о мелочах вроде пьяного в стельку летчика, прорвавшегося за штурвал сквозь обязательные медицинские тесты, как-то уже не задумываешься.
Но оставим в покое абсурдную завязку. Срежиссирована она (как, впрочем, и вся картина) совершенно грандиозно и к тому же подобный случай, пусть и гораздо более трагичный, в истории гражданской авиации все-таки был. То, что автор "Назад в будущее" снимал кино не о самолетах, понятно и так. Сюрпризом оказывается скорее отсутствие в "Экипаже" судебной драмы. Витиеватые юридические термины здесь такая же декорация, как и летная форма. На самом деле авторы решили рассказать нам о роковой любви успешного немолодого мужчины и шкалика. Причем проблема даже не в том, что взрослый человек не может как следует просохнуть перед судьбоносными событиями, а в том, что он не способен себе в этом признаться.
Вашингтон со всем свойственным ему академическим размахом блистательно играет человеческую трагедию в духе «Рестлера» или «Покидая Лас-Вегас». Вот только в отличие от пропойц-неудачников в исполнении Мики Рурка и Николаса Кейджа, его персонаж кажется слишком уж крутым. Если спиртное и наркотики не мешают выполнять фигуры высшего пилотажа на неповоротливых пассажирских громадинах и заваливать симпатичных стюардесс, то что, собственно говоря, в них такого плохого? Промучившись над этим вопросом почти до самого финала, сентименталист Земекис загадочно отвечает: семья – и предъявляет зрителю довольно противного сына и еще более противную бывшую жену, которые с отцом-алкоголиком не разговаривают. Верить в неотразимость такого аргумента или нет, каждый решит, что называется, в меру своей испорченности.
Но на то, что режиссер и сам похоже не до конца определился, намекает потрясающая как с исполнительской, так и с познавательной точки зрения сцена, где нализавшегося в хлам Вашингтона за полчаса ставят на ноги с помощью кокаина. Хантер С. Томпсон бы плакал.