Скандинавская баллада о матери, рвущая душу в клочья.
Многим картинам — участницам основного конкурса Каннского кинофестиваля прочили номинацию в категории «лучший иностранный фильм»: «Все, что нам кажется светом» Паял Кападии остался за бортом внимания киноакадемиков, а до шорт-листа добрались оскандалившийся Жак Одиар с «Эмилией Перес» и куда более достойный номинант Магнус Фон Хорн и его «Девушка с иглой». Впрочем, премьера и этого фильма не обошлась без бури впечатлений, как и показы многих других попавших в фестивальную обойму лент о репродуктивном (не)здоровье женщин, будь то «Событие» Одри Диван или «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджиу. Раздражает то откровенность, то будничность, то анатомия. В картине фон Хорна всего в избытке.
Первая мировая перевалила за половину, о чем пока Каролина (Виктория Кармен Сонн) может только догадываться: опрятная работница швейной фабрики в Копенгагене верит, что ее бедственное состояние может заштопать неравный брак с владельцем ткацкого промысла. Учтивый Йорген (Хоаким Фиельструп) нерешительно говорит о совместном будущем, но уверенно приподнимает подол платья. Когда беременность уже сложно скрывать, в диалог о браке вступает баронесса-мать (Бенедикте Хансен), которая закрывает Каролине двери и в семью, и на фабрику. Иглу, «женящую» пальто с карманом, сменяет длинная игла, раздирающая плоть: выход только один — аборт в антисанитарных условиях. Каролину, истекающую кровью на кафель общественной бани, подхватывает учтивая дама Дагмар (Трине Дюрхольм). Процедура прерывания беременности не завершена, и новая знакомая обещает найти дом пока не рожденному ребенку — под крышей хорошей семьи, у которой есть финансовое состояние и медицинские осложнения с зачатием.
Магнус фон Хорн словно облачает зрителя в скафандр и погружает на самое дно океана, хотя вода на экране чаще в ковшах и тазах, чем в открытых водоемах (разве что бурное течение канализации). Мнимой броней служат историческая дистанция и черно-белый цвет — мы наблюдаем за картиной с будто бы безопасного расстояния, гарантирующего, что утонуть рисков нет. В то же время законы причудливой метафизики не получается обойти: чем глубже мы пробираемся, тем больше давление на грудь, и ничто не остановит мурашки по коже и пульсацию саунд-дизайна в ушах. Камера неотрывно следует за бесстрашной Викторией Кармен Сон — порой кажется, что затылок актрисы мы видим чуть ли не чаще, чем опустошенные глаза и исковерканные нуждой руки. Дания во время войны сохраняла нейтралитет, но невмешательство не спасло от безработицы и горя на фронтах и в черте города — исполосованным и буквально потерявшим лицо вернется супруг, которого Каролина считала погибшим, но и ветерану найдется место лишь в цирке. А Каролину и в шапито не возьмут.
Возвращаясь к океаническим глубинам, где царит беспросветная мгла: «Девушка с иглой» в руках умелого маркетолога может превратиться в ретро-тру-крайм, взошедший на почве немецкого киноэкспрессионизма: классика влюбляется в беллетристику. В основе сценария реальная история, «украшенная» художественными допущениями, но позвольте себе соотнести факты только после просмотра. Куда больше анатомии преступления фон Хорна занимают климат и фактура, породившие его: сквозняки съемных комнат, пустые ведра в углах, почва и пыль на мешках картошки, крики новорожденных детей, которых нечем кормить. Нищета — верная подруга безнадеги, которой сопротивляется Каролина, даже когда сил встать уже не остается.
И все же при эстетической близости «Девушка с иглой» делает реверансы скорее кинематографу Беллы Тара, чем полотнам Фридриха Мурнау. Но едва ли претендует на эксперимент или новаторство в форме — лента больше работает с бессознательным и осязаемым: вы когда-нибудь представляли, какой боль может быть на ощупь? Колючей, слово иглы, загнанные под ногти? Или мягкой и открытой, как кровоточащая рана? «Девушка с иглой» дает представление.