Рецензия на фильм «Кэндимен» — хоррор о расизме, реновации и маньяке из городских легенд

Подающий надежды, но застрявший в творческом кризисе художник Энтони МакКой (Яхья Абдул-Матин II) вместе со своей девушкой Брианной (Тейона Паррис), занимающейся выставками в галереях современного искусства, переезжает в район Кабрини-Грин в Чикаго. Раньше это было полузаброшенное гетто — теперь здесь построили современные дома и превратили место в рай для молодых и прогрессивных. Но даже после всех радикальных изменений местные не забыли легенду о Кэндимене, маньяке с крюком вместо руки, который убивает каждого, кто произнесёт его имя пять раз перед зеркалом. Энтони в не знакомой ранее городской страшилке притягивает её артистический потенциал: он посвящает новую работу Кэндимену и вскоре оказывается одержим им (фигурально и, возможно, буквально — в отражениях он видит себя в образе мифического убийцы). Очень некстати в округе начинается серия кровавых убийств, а рука художника медленно покрывается чем-то напоминающим ужасные пчелиные соты.

Ханна Лав Джонс в роли Брианны в детстве на кадре из фильма «Кэндимен»

Оригинальный «Кэндимен» — из ряда тех хорроров, что никогда не были суперпопулярными у широкого зрителя (уж точно не в той же мере, как, скажем, «Кошмар на улице Вязов» или «Пятница, 13-е»), но зато обрели культ в кругах поклонников жанра. Ещё в 1992 году фильм Бернарда Роуза использовал форму слэшера, чтобы через неё осмыслить актуальные социальные проблемы — искусственное создание гетто, безразличие власти к проблемам бедных районов, где всюду царит насилие, а люди так боятся выходить из дома, что страх в итоге материализуется в виде ужасного маньяка с крюком вместо руки. Понятно, что убийцы из «Хэллоуина», «Техасской резни бензопилой» и той же «Пятницы, 13-е» всегда отражали определённые общественные страхи — но в «Кэндимене» персонажи сами проговаривают социальное происхождение маньяка (не зря главная героиня — учёная, пытающаяся рационализировать феномен городской страшилки).

Яхья Абдул-Машин II в роли Энтони на кадре из фильма «Кэндимен»

Джордану Пилу и его команде было достаточно дословно переснять оригинал, и нового «Кэндимена» уже назвали бы сверхактуальным — настолько идеи, заложенные в картину тридцатилетней давности, резонируют с духом нашего времени. Но авторам, к счастью, хватило смелости пойти дальше, попытаться осмыслить, что Кэндимен как идея значит для современного афроамериканца. Того, кто уже живёт не в гетто, а в хипстерском райончике после реновации; кто выставляется в музеях с картинами и водит дружбу с интеллектуальной элитой, но всё ещё дергается, услышав звук полицейских сирен. Фильм Бернарда Роуза и так намекал на вневременную сущность маньяка: его появление, напомним, было связано с линчеванием темнокожего художника из XIX века, посмевшего влюбиться в белую девушку. Версия Ниа ДаКосты дополняет идею, говоря, что на самом деле Кэндимен никогда не был одним конкретным человеком. Это и тот самый художник, и добродушный дурачок, раздававший детям конфеты, а потом без разбирательств убитый полицией, и все прочие несчастные, незаслуженно растерзанные ксенофобской толпой за последние пару веков. Не важно, является ли в данный момент Кабрини-Грин бедным гетто, модным райончиком или чьей-то фермой: там всегда будет Кэндимен, всегда будет смерть, всегда будет несправедливость.

Яхья Абдул-Машин II в роли Энтони на кадре из фильма «Кэндимен»

Если Майкл Майерс возрождается вне всякой логики, то Кэндимен не умирает, потому что никогда и не был жив — он лишь концепт, потёртая легенда, о реальных причинах возникновения которой помнят редкие старожилы. Эту мифологичность монстра фильм классно показывает в сцене, где один из персонажей неправильно пересказывает события оригинальной картины Роуза: с тех пор она прошла через сотню «испорченных телефонов» и превратилась в такую же городскую страшилку. Героев нового «Кэндимена», в отличие от их предшественников, и не сильно-то интересует правдивость мифа. Им важнее его эмоциональная значимость, заложенная в историю боль, которую никак не получается выразить. Не просто же так и главный герой тут уже не учёный-исследователь, то есть человек не из мира рационального. Он его полная противоположность, современный художник, ищущий способ через абстракции и краски рассказать миру о Кэндимене.

Кадр из фильма «Кэндимен»

История о невозможности выразить смыслы через искусство — вообще неожиданно один из самых интересных аспектов нового «Кэндимена». Энтони заряжается идеей рассказать о проблемах бедных районов через арт-проект о фольклорном маньяке, но не может найти подходящего языка: его картины объявляют банальными, его метод работает слишком «в лоб», да и вообще, мол, мы всё это уже слышали и видели сотни раз. Если в старом «Кэндимене» жители Кабрини-Грин жаловались, что до них нет никому дела, то теперь проблема в том, что о них говорят слишком много — настолько, что реальность замыливается, превращается в клише, ничего не значащий набор символов и образов. Прямо как сам Кэндимен, чьё имя бестолковые дети произносят перед зеркалом, понятия не имея, что за ним стоит.

Ребут Джордана Пила и Ниа ДаКосты почти идеален в том, как он адаптирует оригинальный текст для нового контекста — не повторяет миф и не продолжает его, но скорее расширяет, превращая «Кэндимена» в образ общенационального масштаба. Фильм можно даже воспринять как манифест нового афроамериканского искусства, одним из пионеров которого и является Пил: искусства, которое активно ищет свой почерк и не боится идти напролом, потому что все прочие пути давно отрезаны. Насколько хорошо при этом его «Кэндимен» работает как хоррор или слэшер — вопрос куда более неочевидный. Это кино совсем не страшное (а часто и остроумно высмеивающее клише жанра), скрывающее жестокое убийства за монтажными склейками и куда больше заинтересованное в психологическом падении главного героя, чем в кровожадности маньяка. Но, опять же, таким был и оригинал (минус юмор). Разительное отличие — в некоторой небрежности, с которой «Кэндимен» ДаКосты движется от сцены к сцене. Часто эпизоды будто обрываются или начинаются без причины — есть, например, очень слабая секция с матерью Энтони, возникающая из ниоткуда: нужна она исключительно для экспозиции. Фильм о человеке, так и не нашедшем подходящий язык для своего высказывания, и сам будто судорожно ищет нужный стиль, интонацию, темпоритм и, так же как и герой, в этом проваливается, возвращаясь к примитивизму и банальности как к единственному способу сказать хоть что-то внятное.