Рыцарь новой этики: рецензия на фильм «Последняя дуэль»

«Последняя дуэль» Ридли Скотта стала последним внеконкурсным показом Венецианского кинофестиваля — программа уже себя исчерпала, и силы были на исходе (и фестивальщиков, и фехтовальщиков). Казалось, что заслуженный мастер вряд ли сможет удивить, а вероятнее всего, еще раз перескажет «Гладиатора», но в средневековой Франции XIV века. Но этим (возможно, отчасти снобистским) ожиданиям не суждено было сбыться: реальный случай, произошедший в Нормандии, лучше многих других лент говорит о ситуации сегодняшнего дня — вернее, о том, что с тех самых пор ничего не изменилось.

В основе сценария книга Эрика Джегера «Последняя дуэль: правдивая история испытания битвой в средневековой Франции», но и та (как мы писали выше) черпает вдохновение из исторических источников, фиксирующих дуэль между Жаном де Карружем (Мэтт Дэймон) и Жаком Ле Гри (Адам Драйвер). Причина распри — дама сердца, как и принято у рыцарей: правда, в пересказе сэра Ридли конфликт далек от пассажей романтических романов и света сияющих доспехов. Жена де Карружа Маргарита (Джоди Комер) обвинила Ле Гри в изнасиловании — чтоб постоять за честь (прежде всего свою), де Карруж вызвал его на судебную дуэль: Бог, как известно, в бою на стороне правосудия.

Ридли Скотт в этот раз променял эпичные сражения, звон мечей и широкие жесты на интимные беседы, полувзгляды и калибровку интонаций: поначалу и вовсе может показаться, что впереди любовный роман вроде «Первого рыцаря», но и это очередной обман. Чтобы вновь удостовериться, что правда у каждого своя, Скотт дает высказаться каждому из участников судебного процесса — но не только обличительной речью перед графом Алансоном Пьером II (Бен Аффлек) и королем Карлом IV (Алекс Лоутер). Подобно Акире Куросаве в «Расёмоне», режиссер вооружается тремя парами глаз и рук, чтобы одни и те же события увидеть и прочувствовать кожей совершенно иначе. Де Карруж — бравый воин и уязвленный муж, Ле Гри — товарищ, друг, однополчанин, достойный человек, как ни взгляни, а Маргарита — верная жена или блудница (вначале слишком много тайн).

Постепенное раскрытие интерпретаций — ход, разумеется, не новый, но в сценарии, написанном Беном Аффлеком, Мэттом Деймоном и Николь Холофсенер, прием находит реализацию, близкую к совершенству, если вовсе не идеальную. Акценты смещаются, чувственность и насилие обретают новую гамму искренности, которая все еще у каждого своя. Ложные ожидания и опрометчивые предположения — то самое веретено, которое раскручивает «Последняя дуэль», играя на общем чувстве эгоизма. Каждый новый круг история выгораживает своего рассказчика и закрывает белые пятна в исповеди предыдущего. Меняются не только факты или, скажем, эмоциональная окраска, но и язык, манера съемки. «Красота в глазах смотрящего» — и не одна лишь красота, но, как оказывается, и похоть, страсть, обида, ревность и благоговение.

История в трех актах (и с мощной последней дуэлью в финале, куда Скотт вложил все свои таланты полководца съемочной площадки) поступательно и подробно раскладывает один из самых болезненных вопросов: право на тело, культура согласия, сексуальное насилие. Не каждый манифест, подкрепленный бескомпромиссными лозунгами актуальной повестки, так тонко рефлексирует природу восприятия. И дело не в каких-то слоях глубокого психологизма, но в банальной оптике и разнице сознания/воспитания, которые позволяют трактовать события и поведение других в зависимости от собственных суждений. Фрагментарность, возведенная здесь в метод, — главный симптом правды с приставкой «пост», которая из мира медиа давно уже просочилась во все слои нашей жизни: слово против слова, мнение за мнение, истина где-то рядом, истину не найти.

Амбивалентность повествования зависит не только от голоса рассказчика, но и от хронологии событий: поначалу едва ли есть шанс устоять перед грубым и напористым обаянием Жака Ле Гри и не поддаться на пылкие слова. Но уже второй раз за год Адам Драйвер доказывает, что у абьюза красивое лицо и сильные руки, и даже в прямолинейных и прозрачных жанрах вроде рыцарских баллад и мюзиклов (речь об «Аннетт» Леса Каракса) героев сложно поделить прямой чертой на добродетельных и злодеев.

Подробное исследование человеческой натуры можно было ожидать от Мэтта Дэймона и Бена Аффлека, написавших сценарий к тому же «Умнице Уиллу Хантингу». С Ридли Скоттом чуть сложнее, на ветерана кинематографа стали устало коситься и зрители, и критики после «Прометея», но здесь разговоры о вечном и Боге (так или иначе, он единственный знает высшую истину) органично входят в полотно злободневных противоречий и судов. К тому же именно Ридли Скотт стал отцом-основателем одной из самых феминистски направленных франшиз в истории кино — «Чужой». Еще в 1979 году угрозу инопланетного вторжения в тело Эллен Рипли трактовали как метафору сексуального насилия, а в своем дебютном фильме «Дуэлянты» режиссер рассматривал заклятую вражду между камрадами — теперь векторы сошлись в одном сражении за честь. Сочетание былинного и вроде бы далекого (с корсетами, щитами и кольчугой) с моральной этикой вполне конкретной и приземленной лишь кристаллизует смысл, превращая реальную историю в безвременную притчу.

Разумеется, картина, тщательно выстроенная на драматургии и нюансах поведения, не могла обойтись без сильных актерских партий: Мэтт Дэймон обнажает второе дно примерного мужа и воина Карружа, Джоди Комер с присущей статью до поры до времени держит Маргарет в секрете, Адам Драйвер чертит новый горизонт своего актерского диапазона, и даже Бен Аффлек и Алекс Лоутер в эпизодических ролях совершают маленький актерский подвиг. Режиссер «Гладиатора» структуру этого самого «подвига» как понятия и пересмотрел, чтоб выбить подноготную из мужской добродетели. Пылкие признания, сражения и оды даме сердца в «Последней дуэли» — не категории, направленные вовне (за жену! за короля!), а бесконечные проекции своего «я». И если сила все еще в правде, то в чем же эта правда?