Тео Ангелопулос: «Мы все в зале ожидания»

Тео Ангелопулос – всемирно известный греческий режиссер, имеющий множество международных призов, в их числе "Золотой Лев" Венецианского фестиваля за фильм "Александр Великий" в 1980г., Гран-при Каннского фестиваля за "Взгляд Улисса" в 1995г. и, наконец, Каннская "Золотая пальмовая ветвь" в 1998г. за "Вечность и день".
За свою 30-летнюю карьеру в кино режиссер работал с величайшими актерами современности – от Марчелло Мастроянни до Бруно Ганца, от Жанны Моро до Харви Кейтеля.
Тео Ангелопулос возглавлял жюри недавно закончившегося XXII Московского международного кинофестиваля. Он является президентом международного кинофестиваля в Салониках, главном городе греческой Македонии, которую он обожает и где любит снимать свои фильмы. Автор интервью встретилась с ним недавно в этой столице Балкан, стратегическом регионе, где вершится история Европы.
Ангелопулос рассказывает о своем ощущении свободы, о своей встрече с Тонино Гуэрра, который является его другом и сценаристом уже 15 лет, о войне на Балканах, о своих интеллектуальных поисках, о Никите Михалкове и политике.

-- Золотая пальмовая ветвь изменила Вашу жизнь?

-- Не очень. Конечно, я чувствую себя более свободно. Сначала я принял решение не участвовать больше ни в каких конкурсах – ни в Каннах, ни в Венеции, ни где бы то ни было. Я решил сделать это после "Взгляда Улисса", если бы мне присудили тогда "Золотую пальмовую ветвь". Это был отличный стратегический момент для меня, и я принял бы этот приз с удовольствием. Это правда, что Пальма за "Вечность и день" пришла для меня слишком поздно. В тот момент я чувствовал себя абсолютно опустошенным. Я взял ее как чашечку кофе, как что-то совершенно обычное. Однако, когда я вернулся в Афины, люди узнавали меня на улицах, сигналили вслед, как будто я футбольная команда, которая выиграла. Теперь все позади. Дела идут отлично, и я больше не чувствую "призового" давления. Мне нужно время, чтобы осмотреться. В данный момент я готовлю свой следующий фильм с Тонино Гуэрра. Это будет фильм о любви. Я хочу снять черно-белый фильм, чтобы им поставить точку в моем творчестве.

-- Как Вы познакомились с Тонино Гуэрра?

-- С Тонино все всегда странно. Это случилось, когда я встретил Тарковского в Риме. Мы жили в одной квартире, так как его ассистент когда-то был и моим ассистентом. Он учился в России и прекрасно говорил по-русски, вот почему Андрей выбрал его в качестве ассистента во время съемок в Италии "Ностальгии". Как-то мы обедали вместе с Тарковским. В то время один из моих помощников, писатель, уехал по приглашению читать лекции в США. Мне нужен был человек, с которым я мог бы работать. Я всегда рассказываю свои истории кому-то, кто меня слушает и отвечает на мои вопросы. Я спросил Андрея, как ему работается с Тонино. Он ответил: "Отлично". Я попросил организовать нам встречу, чтобы посмотреть на него и понять, смогу ли я с ним работать. Как только я увидел Тонино, я сказал, что знаю его работу с Антониони, а он мне отвечает: "А я знаю "Путешествие комедиантов"… ну, рассказывайте." В этот момент мы уже начали работать вместе, сами того не ведая. Мы проговорили пять часов. И с тех пор это происходит регулярно. Мы гуляем вместе, разговариваем обо всем на свете, он мне рассказывает о сказках, которые написал, мы едим, пьем кофе. Тут нужно отметить, что я пью кофе очень медленно, а он – быстро. Он мне говорит: "Как ты можешь пить кофе так медленно?" А я ему отвечаю: "Но я же восточный человек!" Вот так мы стали друзьями. Иногда он – мой отец, иногда – брат, сын. Роли меняются. Я приезжаю к нему домой, и все меня узнают, жители деревни со мной здороваются, они знают, какой кофе я предпочитаю, владелец ресторана помнит, какие "фенги порчини" (грибы с кусочками свинины) я люблю. Вот такую жизнь мы и ведем, наши встречи не носят никаких обязательств. Никогда.

-- Теперь у Вас есть больше времени осмотреться, поразмышлять…

-- К сожалению, нужно отметить, что современный мир невесел. Наш век заканчивается грустно со всех точек зрения. Это то, что я называл "меланхолией конца века" во время работы над фильмом "Прерванный шаг аиста". Этот фильм, поднимающий проблему эмигрантов, был вещим. Подобная "меланхолия" не нова, но раньше была хотя бы надежда на что-то: идея социализма была идеей будущего. Было что-то во Французской революции, какая-то историческая перспектива. Теперь ничего нет. Марксизм был отличной перспективой и до сих пор остается ценным критическим средством экономического анализа. Проблема в том, что марксизм не победил, и в этом наша реальность. Можно поменять систему – и что? Эти грубые изменения – лишь следствие бурно развивающегося капитализма. Они порождают очень богатых людей. Например, я видел на Крите молодых русских с карманами, полными долларов, а когда я приехал в Россию, то встретил преподавателей университета, которым месяцами не платят зарплату. Невероятная ситуация! Что касается войны, большая ошибка – думать, что Балканы – обычный регион мира, в то время как его история восходит к XII веку. Нельзя разрезать страну как сыр в соответствии с решениями НАТО. Конфликты всегда есть, и война – худшее из решений. Это известно еще с начала ХХ века, когда случились две балканские войны. Нужно пытаться обсуждать проблемы за столом переговоров. С жителями Балкан нужно вести постоянный диалог и иметь много терпения. Историю нельзя стереть. Самое главное сейчас то, что границы очерчены. Нужно их охранять, потому что как только кто-нибудь захочет их изменить – это война.
Тито очень хорошо это понимал. Вы знаете историю, которую рассказывают про американца, приехавшего в Югославию во времена Тито? Когда он проходил мимо туалета в самом центре города (разумеется, в сопровождении человека из органов), то увидел мужика, осенившего это место православным крестом. Затем прошел католик и также перекрестился. И, наконец, – третий, явно мусульманин. Американец был донельзя удивлен, и югослав ему объяснил: "В XII веке здесь была православная церковь, затем пришли турки и поставили мечеть, после, во времена Австро-Венгерской империи, она стала католической церковью. Чтобы покончить с этим, Тито приказал поставить на этом месте туалет, но люди по привычке считают это место святым!" Вот в чем история Балкан. История, которую невозможно понять в Западной Европе. Я был в Париже, когда начались бомбежки Косово, и мне не удавалось убедить людей в абсурдности этой войны. Зачем всегда соглашаться с тем, что старший американский брат из книги Оруэлла решит все европейские проблемы? Я был в Берлине, когда Клинтон приезжал в Германию. Шредер вел себя как его слуга. Если уж у большой страны такое отношение к Америке, то что может сделать маленькая Греция или Болгария? А когда вы хотите высказаться, вам мешает цензура.

-- На Вас сегодня лежит большая ответственность – как на ведущем режиссере греческого кинематографа, как на президенте фестиваля в Салониках. В свете того, что Вы говорили о ситуации на Балканах, какова, на Ваш взгляд, культурная роль Греции в мире, какова роль города Салоники?

-- Несмотря на то, что фестивалю в Салониках уже 40 лет, он молод, благодаря своему директору Мишелю Демопулосу. Когда министр культуры попросил меня быть президентом комиссии по изменениям Закона о кино, я согласился. Думаю, что мы сделали неплохую работу и помогли нашему кинематографу. Значительно увеличилась зрительская аудитория за последние три года, особенно молодая. К сожалению, Греция – единственная балканская страна, где понимают всю важность Закона о кино. Мне бы хотелось, чтобы бюджет государства на культурные цели был больше, и мне бы хотелось многое сделать для Салоников, например, создать там Центр Балканского кино, где могли бы встречаться представители разных балканских стран. Русские кинематографисты тоже должны принять в этом участие – ведь интересы России на Балканах и Эгейском море всегда, начиная с Петра Великого, были значительными. Согласно статистике, Салоники к 2010 году превратятся в самый многонаселенный город не только Греции, но и всего Балканского полуострова. Это университетский город, молодой и космополитичный.

-- Вы собираетесь заняться политикой?

-- Мне казалось недавно, что Никита Михалков хотел бы серьезно заняться политикой. Выступая как-то по CNN, он вел себя как настоящий политический деятель. Лично мне кажется, что власть неизбежно связана с коррупцией. Я помню Никиту в Японии, где мы были вместе – мы так веселились… Я рядом с ним такой маленький, и когда мы шли по улице Токио, он чуть приседал, как клоун, чтобы не возвышаться надо мной. Он – великий актер… Мне кажется, что кинематографистам лучше оставаться на своем месте, чтобы их фильмы были восхитительными подарками людям. Меня звали в парламент, но я отказался. Когда я снимал "Взгляд Улисса", я пересекал границу Греции с Республикой Македония (прежнюю югославскую), чтобы отправиться в Сербию, и таможенники приветливо махали мне рукой. В тот момент я подумал, что ни одного греческого политика они не встречали бы столь дружелюбно. Быть художником значит быть свободным. Я могу сказать все, что хочу, президенту Греции – я свободен! Мы все находимся в своеобразном зале ожидания. Ждем, что кто-то откроет дверь. Надеюсь, что этот переходный период скоро кончится, потому что, несмотря ни на что, несмотря на мои грустные фильмы, я оптимист по натуре. Я всегда верю, что найдется тот, кто откроет дверь.