Венеция-2024: рецензия на фильм «Бруталист» — монументальный портрет красоты и уродства XX века

Брейди Корбет, актер («Забавные игры»), обменявший лицедейство на режиссуру по выгодному курсу, мыслит кинематограф жизнями выдуманных людей. В предыдущем его фильме «Вокс Люкс» из крови, страха и пороха не названной по имени стрельбы в Колумбайне фениксом восстала поп-звезда Селеста (Натали Портман). Дебютный «Детство лидера» заглядывал в колыбель фашизма и следил за воспитанием диктатора (Том Свит), который на самом деле никогда не рождался. «Бруталист» — монументальный портрет красоты и уродства XX века в биографии архитектора Ласло Тота (Эдриан Броуди), еврея, пережившего Холокост и строящего новую жизнь, буквально и фигурально, в Штатах.

Эдриан Броуди в роли Ласло Тота на кадре из фильма «Бруталист»

Зрителя обнимает влажная темнота корабельного трюма и «ласкают» сдавленные приглушенные звуки: вот-вот забрезжит свет надежды на факеле статуи Свободы. Но день сменяется ночью, а паспортный контроль — борделем: тоскливая неуверенность потрепанного мужчины (Эдриан Броуди) не зависит от времени на часах. Ласло оставил, возможно, еще живую жену-еврейку Эржбет (Фелисити Джонс), бог знает какие воспоминания о войне и чертежи конструкций по ту сторону океана. В скромном багаже сломанный нос и особенные отношения с пространством, светом, воздухом и всем, что сложно подчинить человеку, не используя бетон или мрамор. Между очередями за куском хлеба, черной работой и танцами с друзьями из Старого Света, которые в Новом сменили веру, находится первый заказчик. Опрятный мистер (Джо Элвин) с неопрятными мыслями, спрятанными в уголках глаз, просит отстроить его отцу Ли Ван Бюрену (Гай Пирс) библиотеку с высокими потолками и лаконичной конфигурацией. 

Эдриан Броуди в роли Ласло Тота на кадре из фильма «Бруталист»

«Бруталист» — вывернутая наизнанку американская мечта человека, не исповедующего американские идеалы. Ласло не строит миры доступного для всех будущего, а отливает в форме мучительное прошлое и оставляет после себя слепок потрепанного настоящего — личного, но все равно общего нарыва. Корбет и Броуди последовательно собирают фигуру сломленного человека, не прибегая к слепой идеализации гения, гнилому позерству или романтизации творческих мук и экстатического саморазрушения наркотиками. Ласло не мифологизирован ни как герой своего времени, ни как антигерой с сомнительной моралью, да и послевоенная эпоха сама по себе — острые обломки, из которых нужно собирать разрушенную жизнь, а не десятилетие, пропитанное ностальгией. Венгерский архитектор словно случайный человек в толпе — один из множества, кто вынужден подстраивать идентичность под чужие запросы и поддерживать горизонталь продиктованных финансами отношений, которая неминуемо оборачивается вертикалью. Как и везде, где правят деньги, пирамиду капитализма невозможно вытянуть в прямую линию, как ни гни и ни скручивай спирали в личные симпатии.

Эдриан Броуди в роли Ласло Тота на кадре из фильма «Бруталист»

Отношения условного распорядителя, наделенного властью холодного рассудка, и неограненного дарования — основная магистраль так любимых Корбетом дорог, что каждый раз встречают зрителя в открывающих титрах. На отрезках хронологии ждут «отлитые в пленке» люди разных эпох. Поп-звезда Селеста монетизировала травму с поддержкой уставшего менеджера с железной выдержкой (Джуд Лоу), который каждый раз подхватывал диву, когда ноги подкашивались. Ласло тоже пытается конвертировать пережитый ужас в архитектурные сооружения под патронажем заказчика, вооруженного амбициями оставить свое имя в истории (а точнее, имя матери) комплексом из нескольких зданий. Открытых, доступных и понятных для всех: светских и религиозных, детских и взрослых — то есть универсальных, как и неубиваемые хиты неубиваемой девочки, пережившей школьную стрельбу. Если гуманизм XX века душили фашизм и Холокост, то доступность огнестрельного оружия — один из главных тиранов века XXI (об этом в конкурсе Венеции говорит и Джастин Курзель). 

Эдриан Броуди в роли Ласло Тота на кадре из фильма «Бруталист»

Именно взаимоотношения архитектора и заказчика, человека, транслирующего внутренний надрыв, своего рода проводника травмы и того, кто готов за душераздирающее горе платить, и есть ключевой рычаг «Бруталиста». Диалог между партнерами то и дело обрывается приказами и ультиматумами, но как бы каждый ни стремился собрать выгоду на своей стороне, тандем все равно зиждется на созависимости. Связи, которую невозможно разорвать, если стремление к величию уже пустило метастазы в крови обоих. Чувствуется, что Корбет так же относится к режиссуре — как к переводу общей узнаваемой боли на аудиовизуальный язык запоминающихся образов, которые цепляют и давят на сердце. Вредит задуманной и филигранно выстроенной композиции лишь дистанция, эмоциональный барьер, отрешенность, которые не позволяют увидеть мир ни глазами Ласло, ни мистера Ван Бюрена, а только со стороны наблюдателя. Будто несколько комнат во время экскурсии по дворцу остались запертыми от любопытных посетителей.

В разговоре об архитектуре самого «Бруталиста» стремительно хочется обратиться к альтернативным медиумам за пределами кинематографа — назвать фильм грандиозным романом или даже живописным полотном в массивной раме, а может быть, оперой или устремившимся вверх (или же вниз?) монументом — стелой посреди площади. Масштабы диктуют и внушительный хронометраж в три с лишним часа, и театральный антракт после первого действия, и бобины с пленкой 70-мм, на которую фильм снят. С одной стороны, «Бруталист» может показаться картиной даже старомодной или пускай классической — киноязык подробен и прозаичен. Вспоминаются другие монументы, воздвигнутые во славу XX века: «Нефть», «Гражданин Кейн», «Оппенгеймер» и даже парадный портрет мечтателя «Мегалополис». Но, в отличие от упомянутых, тщательное выведенные буквы «Бруталиста» заставляет сжиматься и прыгать необычный саунддизайн, который надолго оседает где-то внутри будто эхом, и мораль вне категории благородства. Гай Пирс, Эдриан Броуди и Фелисити Джонс дождутся своих наград, вероятно, и Брэйди Корбет увековечил имя в истории кино. Но что будет, когда XX век умрет навсегда? Если верить «Бруталисту», мы будем лениво чествовать памятники в пленках на фестивалях.