Одна из самых ожидаемых премьер с «Кинотавра-2021» — роад-муви «День мёртвых» о дураках, дорогах и конфликте поколений. В центре сюжета — два родственника, которые отправляются в путешествие по могилам близких и пытаются не убить друг друга по дороге. Подробнее о картине мы писали в нашей рецензии, а сразу после первого российского показа побеседовали с исполнителем главной роли Александром Палем.
На протяжении всего фильма контрастируют символы мексиканского дня мёртвых (в самом начале мы застаём вашего героя на тематической латиноамериканской вечеринке в клубе, в машине у него висит брелок с масками и так далее) и российская действительность, где принято очень трепетное и абсолютно непраздничное отношение к умершим. Пытается ли картина преодолеть это табу?
Я не думаю, что в «Дне мёртвых» есть попытка осмыслить ментальное табу на тему умерших. Тут разговор скорее об отношениях матери и сына, а в целом — об отношениях семейных. А траур, не траур — это уже тема второстепенная.
К вопросу об отношениях, раз уж об этом зашла речь, — вы переехали из Челябинска в Москву. Увеличился ли от этого разрыв между вами и вашими родственниками? Всё-таки столица — это совсем другой культурный контекст.
Другой, но, думаю, моё общение с матерью сейчас гораздо лучше, чем тогда, когда я жил в Челябинске. Я сам был младше, да и ей было труднее, потому что она, может, ещё не совсем понимала, как со мной справляться… В общем, у нас не было такой близкой дружбы. А когда разъединяешься, ты ценишь те редкие моменты общения. Они становятся гораздо важнее. Я думаю, так со многими происходит.
Это ведь и в фильме осмысляется — не только в сценах, где герои общаются с ушедшими родственниками, но и в характере героини, для которой «мёртвые важнее, чем живые».
Да, конечно.
Можно ли сказать, что это один из самых близких вам персонажей в карьере? Похож ли он на вас в большей степени, чем прочие?
Многие герои, которых мне приходится играть, в чём-то похожи. Ты берёшь одну общую черту и начинаешь её расширять, делать на ней акцент, а все остальные — развивать в себе. И тогда да, конечно, похож. Он ведёт себя панибратски, шутит над матерью, издевается, это тоже у меня есть.
Этот цинизм во многих ваших персонажах…
Присутствует.
Да, именно. У вас с героем, кстати, такое же отношение к кладбищам? Часто вообще на них бываете? Даже просто в качестве прогулки.
Просто прогуляться? Ну было 1-2 раза, кажется. Один раз точно в Европе, где кладбище как музей, и в России пару раз.
В России где-то в столице, видимо?
Да нет, помню, мы были то ли в Калининграде, то ли ещё где — увидел рядом кладбище и захотел зайти.
Но в Калининграде тоже больше европейский типаж был, нет?
Не все. То, на котором был, абсолютно обычное. Но я не большой фанат, конечно.
В одном старом интервью вы сказали, что звёздность загоняет в рамки, а ещё мешает сниматься в авторском кино. Но разве Юрий Борисов, который приехал на «Кинотавр» с пятью фильмами (и всеми, скажем так, авторскими), сейчас не близок к статусу звезды?
Юрка, мне кажется, два или три года назад был на «Кинотавре» всего с одним фильмом. И на тот момент его знали люди из индустрии, а вот широкая публика — скорее нет. Сейчас аудитория становится гораздо шире, но он ещё не вышел на плато, где его знает каждый второй…
Как Хабенского, например? Он же, кстати, тоже удачно чередует съёмки в мейнстриме и фестивальном кино.
Но он чуть ли не единственный в своей возрастной категории артистов, кто ещё снимается в авторском кино. В целом это исключение из правил. Когда у Юрки будет какой-то похожий этап, сразу станет гораздо труднее сниматься в независимом кино, потому что ты известен многим, и самое главное — художникам, которые работали с тобой и, скажем так, понимают твой «организм». Режиссёрам хочется, чтобы зритель себя ассоциировал с героями в некой полудокументальной манере.
И не видел на экране глянцевое лицо?
Ну, глянцевое тоже может использоваться в авторском. Просто это должно быть оправдано, это должен быть какой-то концептуальный ход, но такое встречается, конечно, гораздо реже. Зачастую в авторском кино преобладают артисты, которых не знает массовая аудитория. Это, к счастью или к сожалению, так — самая что ни на есть данность. Чем известнее становится человек, тем труднее попадать ему в независимые картины.
На этом «Кинотавре» покажут фильмы ваших коллег-актёров Александра Петрова (короткий метр «Ангел»), Григория Добрыгина («На близком расстоянии») и Евгения Цыганова («Мятежный»). Никогда не думали встать по ту сторону камеры?
Нет.
Вы один из актёров с ярко выраженной гражданской позицией. При этом по отношению к оппозиции вы всегда высказывались сдержанно, утверждая, что вам не близки её идеи. За эти годы что-то изменилось?
Я говорил, что это не те кандидаты, за которыми я бы пошёл, и что я не представляю себе пути, который эти люди предлагают. Наверное, к сожалению, моя позиция не изменилась. И не появилось человека или фигуры, способных представлять мои интересы на политической арене. Есть отдельные личности и их отдельные поступки — они мне могут нравиться. Но если говорить глобально, я всё ещё не вижу кого-то, кого я могу полностью поддержать.
Но ваши роли стали как будто более политизированные. Взять то же «Дело» Германа-младшего…
Мне часто предлагают политические роли, но я постоянно от них отказываюсь. Зачастую политическая составляющая — это некая злободневность, а мне это в кино неинтересно. Бывают ситуации, когда кидают сценарий, где политику не обойти. Но сам материал очень хороший. И тогда почему бы мне не поучаствовать? Я никогда не выбирал роль по политическому принципу — для меня это скорее является недостатком, чем достоинством. Потому что когда ты всё время говоришь о сегодняшнем дне, он уже становится вчерашним.
Та же история и с «Глубже», получается? Но она и правда больше про художника.
Про художника, да. Про то, как он деформируется, как сдаётся, как уступает и теряет свой творческий потенциал, идя на поводу у денег, у системы, у политики. Но это не фильм о политике.
И в то же время политические подтексты есть и в «Дне мёртвых». Из уст матери звучит классическая такая философия в духе «о прошлом либо хорошо, либо никак». Разве у нас нет такой проблемы?
Мне кажется, у нас такое табу есть в менталитете — теребить что-то, чего уже давно нет, и в то же время нужда сделать из этого памятник. «Давайте сделаем памятник и будем на него смотреть, а говорить о прошлом негативно лучше не надо» — это не то что сейчас, это и раньше было так. Десять лет назад, например.
Но сейчас это закреплено на законодательном уровне.
На законодательном, да, наверное, это и правда происходит. Но сам я с таким в кино не сталкивался, никто не пытался что-то замалчивать — опять же, потому что я не играю в картинах на политические, злободневные темы. Это не отменяет, кстати, того, что мне самому может быть интересна политика, но мне как актёру участвовать в этом неинтересно.
А вот квир-линия в «Дне мёртвых» — это разве тоже не политическая тема, которая настолько остро способна раскрыться только в рамках вашей истории?
Ну у нас же нет этого в фильме.
Разве?
Там нет на эту тему диалога и полемики. Есть факт — факт драматургии.
И это, по-вашему, работает только в контексте отношений матери и сына?
Ну конечно. У матери сын гей, у моего героя — брат гей, но они должны принять прежде всего то, что он для них родственник. Это в любом случае наш близкий человек — тогда почему мы так с ним поступаем? Но персонажи не полемизируют, не говорят о политике.
В прокате с 3 февраля.