Я хотя бы попытался! Черт побери, по крайней мере я попытался
Исправительная колония посылает не подчиняющегося тюремщикам уголовника на обследование в психиатрическую больницу. Герой надеется, что в «психушке» ему будет проще, чем на каторжной ферме, но он быстро обнаруживает, что порядок в больнице еще более жесткий, чем в колонии. Когда ему не удается убедить старшую медсестру разрешить пациентам посмотреть по ТВ соревнования по бейсболу, он в гневе обещает сбежать из больницы и посмотреть матч в ближайшем баре. Так как окна лечебницы закрыты металлическими сетками, он решает выбить окно пультом для гидротерапии, но не может даже сдвинуть с места массивную консоль. В отчаянии герой бросает другим пациентам: «Я хотя бы попытался! Черт побери, по крайней мере я попытался».
1960-е и 1970-е были в Америке эпохой не только общественных и культурных перемен. Психиатрия также стремительно менялась. Смягчались стандарты «нормальности», появлялись более эффективные лекарства, уходила в прошлое лоботомия, неопасных и не склонных к насилию пациентов выпускали из психиатрических клиник… Это была настоящая революция, и в ее центре были два художественных произведения – популярная книга и снятый на ее основе еще более популярный фильм. Оба они назывались одинаково: «Пролетая над гнездом кукушки».
Как это ни удивительно, история одной из самых известных американских контркультурных книг началась в ЦРУ. Рекрутировав после Второй мировой войны немало нацистских медиков и биохимиков, управление продолжило гитлеровские эксперименты по контролю сознания и созданию «сыворотки правды». Всего было разработано и профинансировано более 150 различных исследовательских программ в этом роде. О содержании многих из них ныне можно только догадываться, так как после закрытия этих программ материалы исследований были уничтожены, чтобы избежать громких и скандальных разоблачений.
Если немцы ставили опыты на заключенных концлагерей, то американцы работали как с заключенными тюрем и психических больниц, так и со свободными «морскими свинками». В частности, со студентами, которые получали небольшие деньги за участие в экспериментах и полагали, что помогают разрабатывать новые лекарства. Большинство из них лишь десятилетия спустя узнали, кто и зачем оплачивал их «глюки» от препаратов вроде ЛСД.
Одним из тех, кто добровольно «колбасился» по заказу правительства, был аспирант Стэнфордского университета Кен Кизи. В школьные годы и во время учебы в колледже Кизи был талантливым борцом, и он чуть не попал в олимпийскую сборную, но был вынужден оставить спорт из-за тяжелой травмы плеча. Ненадолго потеряв смысл жизни, парень вновь его обрел, когда пристрастился к пьянкам, гулянкам и был в противостоянии со всеми, кого он считал представителями власти. Работа «подопытным кроликом» в программе испытаний воздействия наркотиков была как будто специально придумана для Кизи, так как он не только «торчал» за чужой счет, но и воровал наркотики для своих приятелей.
Параллельно с участием в экспериментах Кизи работал в ночную смену в психиатрической больнице, где трудились ученые ЦРУ. Его сознание было настолько «расширено» и расторможено наркотиками, что, наблюдая за пациентами, он пришел к выводу, что они не больные, а просто необычные люди, которых общество отказывается понимать и принимать. У самого Кизи такой проблемы не было – «кислота», мескалин и прочие психоактивные вещества позволяли ему понять самых причудливых пациентов. По крайней мере, так ему казалось.
Чтобы поделиться своими открытиями с миром, Кизи начал писать роман, вдохновленный как его общением с психбольными, так и его галлюцинациями. В частности, рассказчик книги – молчаливый индеец Вождь Бромден, которого окружающие считают глухонемым, – как-то привиделся Кизи во время мескалинового «трипа». Впрочем, в образе персонажа, который некогда был звездой школьного спорта, а затем впал в депрессию и отрекся от мира, легко было угадать черты самого автора. Напротив, главный герой книги – «городской ковбой», ветеран Корейской войны и задиристый бунтарь-уголовник Рэндл МакМерфи – явно был тем, на которого Кизи хотел походить. Ветеранское прошлое персонажа было не случайным – больница, в которой Кизи работал, была спецлечебницей для ветеранов.
Изданный в 1962 году роман «Пролетая над гнездом кукушки» (название книги было взято из детской считалки) был первым опубликованным произведением Кизи, однако это не помешало ему стать культовым бестселлером. Ничего удивительного – книга превосходно рифмовалась с воззрениями захлестывавшего Америку движения за гражданские права. Если негров нужно было наконец-то приравнять к белым, то почему нельзя было одновременно приравнять больных к здоровым людям? Ведь они заслуживали уважения их прав ничуть не меньше, чем соплеменники Мартина Лютера Кинга. И многие из них, в отличие от большинства негров, были родственниками белых американцев.
Даже у президента Кеннеди была мерзкая семейная тайна – младшая сестра Розмари, которую поместили в психбольницу и подвергли лоботомии за то, что она была импульсивной бунтаркой, которая могла опорочить свой клан и дурно повлиять на более послушных братьев и сестер. В довоенной Америке эта история не была исключением из правил, и в послевоенные годы люди начали осознавать, что с родней так обходиться нельзя. Поэтому книгу Кизи, призывавшую «милость к падшим», поднимали на щит даже те, кому были не по нутру контркультурная и галлюциногенная стороны книги. А уж для нарождающихся хиппи «Пролетая…» и вовсе была библией.
Среди тех не-хиппи, кто сразу влюбился в книгу, был знаменитый в то время голливудский актер Керк Дуглас, звезда «Спартака» и многих популярных лент 1950-х. Ему так понравился роман, что он купил права на его экранизацию и превращение в пьесу. Когда ему не удалось найти средства на киноверсию, Дуглас заказал театральный вариант своему старому другу, драматургу Дейлу Вассерману, и сыграл МакМерфи в бродвейской постановке, премьера которой прошла уже в 1963 году.
К удивлению Дугласа, спектакль не пользовался успехом. Для того времени это была слишком свежая, не до конца осмысленная тема, и зрители неуютно себя чувствовали, наблюдая за целой труппой «психов». Они даже не знали, вправе ли смеяться над комическими сценами пьесы. Им не хотелось показаться издевающимися над больными людьми.
Хотя актер сделал все возможное, чтобы удержать постановку на плаву (он даже сократил до минимума свой звездный гонорар), шесть месяцев спустя спектакль пришлось закрыть. В других городах, однако – в частности, в Бостоне и в Сан-Франциско, где в то время была более мощная прослойка прогрессивной интеллигенции, чем в Нью-Йорке, – на «Пролетая…» все же ходили, и потому Дуглас продолжил попытки перенести книгу на большой экран.
Впрочем, у него в то время были и другие дела. В СССР еще не закончилась оттепель, и Дуглас был одним из тех, кому Государственный департамент США (то есть американский МИД) доверял представлять Голливуд в ходе визитов в социалистические страны. Во время поездки в Чехословакию Дуглас познакомился с молодым, но уже известным на Западе местным режиссером, и тот так ему понравился, что актер предложил ему вместе поработать над экранизацией «Пролетая…». Постановщик, разумеется, согласился, и Дуглас пообещал прислать ему книгу, недоступную в соцлагере.
Этим режиссером был Милош Форман, один из ведущих представителей чешской «новой волны». Книгу он по почте так и не получил и затаил на Дугласа обиду. Лишь годы спустя выяснилось, что бандероль изъяли таможенные цензоры и что два мэтра зря дулись друг на друга (Дуглас обиделся из-за того, что не получил от Формана ответ на прилагавшееся к роману письмо).
В 1968 году, когда в ответ на «пражскую весну» СССР ввел в Чехословакию войска и сместил реформаторское правительство Александра Дубчека, Форман сбежал в Америку, воспользовавшись тем, что во время «весны» он находился в Париже и вел переговоры о постановке совместного чешско-американского фильма. К тому времени, однако, Керк Дуглас начал терять интерес к экранизации «Пролетая…», так как ему надоело слушать объяснения инвесторов, почему они не хотят вкладываться в киноверсию фильма, чей сценический вариант провалился на Бродвее. Поэтому Форман и Дуглас тогда не пересеклись и не объяснились.
К началу 1970-х Дуглас окончательно разочаровался в проекте, и он продал права своему сыну Майклу. Мы сейчас знаем Дугласа-младшего как яркого киноактера из таких лент, как «Уолл-стрит», «Основной инстинкт» и «Роман с камнем». Однако 40 лет назад он был преимущественно известен как звезда полицейского телесериала «Улицы Сан-Франциско» (1972-1977), и продюсирование его тогда интересовало не меньше, чем появления в кадре. К тому же родившийся в 1944 году Майкл Дуглас был как раз из того поколения, для которого Кен Кизи был если не богом, то точно пророком. Так что он был готов приложить все усилия, чтобы довести «Пролетая…» до кинотеатров.
Разбирая отцовские бумаги, Майкл наткнулся на предложение о сотрудничестве, пришедшее из компании Fantasy Records. Это была не киностудия, а ведущий джазовый лейбл, но Дуглас-младший счел, что не вправе привередничать, и договорился о встрече с боссом Fantasy Солом Заенцем, благо что офис лейбла находился неподалеку от студии, где снимались «Улицы».
Заенц был больше чем на двадцать лет старше Дугласа, но он тоже был преданным поклонником Кизи. Он так сильно любил «Пролетая…», что был готов самостоятельно оплатить экранизацию, которая не требовала ни спецэффектов, ни съемок по всему миру. Почти все действие книги развивалось в стенах психбольницы, и это был идеальный сюжет для скромного независимого кино. Так что, когда Дуглас и Заенц ударили по рукам, им не нужно было искать сторонних инвесторов, и они могли сосредоточиться на творческой стороне проекта. Правда, они все же попытались найти «третьего», но быстро убедились в том, что уже знал Керк Дуглас, – для ведущих голливудских студий «Пролетая…» был слишком мрачным и депрессивным, и никто, кроме Заенца, не хотел вкладываться в такое кино.
Кто мог написать сценарий экранизации? Продюсеры были уверены, что Кен Кизи сам должен превратить свой текст в сценарий. Писатель согласился, но сочинил сценарий, который был слишком близок к книге. В частности, он сохранил прямую речь рассказчика, превратившуюся в неумолкающие закадровые монологи, и «глючные» видения Вождя. Кизи считал, что это ключевые элементы романа, а продюсеры полагали, что постановку нужно сосредоточить на МакМерфи. Который, в отличие от индейца, говорит, действует и сражается с системой. Также продюсеры понимали, что «глюки» лишь отвлекут внимание от реалистичного драматизма «Пролетая…» и от трагедии человека, решившегося пойти против устоев и правил. Кизи, однако, счел эти поправки оскорбительными, и он со скандалом отказался дальше работать над лентой. Поэтому сценарий по намеченному продюсерами плану сочинил приятель Майкла Дугласа Лоуренс Хаубен.
Когда Дуглас и Заенц обратились к Милошу Форману с предложением поставить «Пролетая…», чех был вне себя от счастья. Он решил, что его привлекли к проекту, потому что жизнь при социализме сделала его экспертом по существованию под тоталитарным гнетом. На самом деле соображения продюсеров были более прозаичными – Форман после переезда в США отчаянно нуждался в работе и очень дешево стоил. И с ним связались лишь после того, как многие американские режиссеры продюсерам отказали. При этом Майкл Дуглас не знал, что его отец уже предлагал Форману «Пролетая…». Это обнаружилось, только когда постановщик начал работать над лентой. И, кстати, для Формана фильм стал его первой полноценной драмой. В Чехословакии режиссер ставил комедии и трагикомедии, самой удачной из которых была вышедшая в 1967 году сатира «Горим, моя барышня!» (также известная как «Бал пожарных»).
Когда продюсеры прочли финальную версию сценария Хаубена, они сочли, что тексту не хватает душевности. Агент Формана посоветовал обратиться к другому его клиенту – телевизионному сценаристу Бо Голдману, который, как и режиссер, очень дешево стоил, так как в то время не мог найти других заказов и уже подумывал вернуться на родной Лонг-Айленд и найти себя в отцовском торговом бизнесе. В течение двух месяцев Голдман и Форман переработали сценарий, и их вариант, в котором Вождь был превращен в почти что фонового персонажа, наконец-то всех устроил.
Сэкономив на гонорарах режиссера и сценариста, Дуглас и Заенц потратили освободившиеся средства на приглашение звездного актера на роль МакМерфи. Кирк Дуглас все еще хотел сыграть бунтаря, но он был уже слишком стар для изображения МакМерфи. Форман, в свою очередь, был уверен, что главного героя должен сыграть Джек Николсон, который после «Беспечного ездока» (1969) чуть ли не каждый год номинировался на «Оскар».
Правда, в тексте МакМерфи был описан как рыжий детина, но Николсон был достаточно мощной личностью, чтобы скомпенсировать недостаток роста и волос. К тому же картина только драматически выигрывала от физического ослабления главного героя. Ведь это подчеркивало обреченность МакМерфи в войне с системой и его отчаянный, трагический героизм. Другими кандидатами на эту роль были Джин Хэкмен и Марлон Брандо, но, как только Николсон согласился сниматься, переговоры с ними тут же прекратились.
Найти индейца на роль Вождя оказалось намного сложнее. В отличие от МакМерфи, Бромден не мог не быть «человеком-горой», а крупные индейцы встречаются едва ли не реже, чем крупные китайцы. К счастью, роль Вождя в окончательном сценарии настолько ужалась, что для ее исполнения не нужен был профессиональный актер, и продюсеры с готовностью довольствовались приглашением почти двухметрового художника (и мелкого уголовника) Уилла Сэмпсона из племени криков. Поскольку Сэмпсон был склонен к запоям, ему был выделен «опекун», который должен был проследить, чтобы новоиспеченный актер не сорвался в самый ответственный момент.
Третьим ключевым персонажем фильма была старшая медсестра Рэдчед, заклятый враг МакМерфи. Поначалу Форман хотел взять на эту роль актрису с явно злодейской внешностью, но затем он передумал и осознал, что Рэдчед – не суперзлодейка, а женщина, которая искренне считает, что заботится о пациентах, даже когда их терроризирует и угнетает. Поэтому он начал искать звезду среди привлекательных и обаятельных актрис и остановился на Луизе Флетчер – почти неизвестной исполнительнице, которая начала было сниматься на ТВ в конце 1950-х, но затем вышла замуж, стала домохозяйкой и вернулась на экран лишь в начале 1970-х. Внешне Флетчер была полной противоположностью того, что Форман изначально искал, но кинопробы показали, что она идеально подходит для роли пассивно-агрессивной диктаторши.
Прочие актеры фильма были найдены во время масштабного кастинга, в котором участвовали более 1200 исполнителей из Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Поскольку Форман не хотел, чтобы зрители запутались в многочисленных второстепенных персонажах, он подбирал актеров с необычными, неголливудскими и сразу врезающимися в память лицами. Это дало шанс таким будущим звездам, как Дэнни де Вито («Близнецы»), Кристофер Ллойд («Назад в будущее») и Брэд Дуриф («Детская игра», «Властелин Колец»), и они его не упустили.
Продолжая экономить бюджет (свои деньги тратить тяжелее, чем чужие!), Дуглас и Заенц не стали строить декорации психбольницы, а договорились с Дином Бруксом, суперинтендантом психиатрической лечебницы штата Орегон в городе Салем (том самом, который «салемские ведьмы»). Казалось бы, доктор Брукс должен был защитить честь мундира (точнее, халата) и не позволить «порочить» американскую психиатрию в его заведении. Ведь салемская больница считалась местом действия книги (Кизи участвовал в экспериментах в Калифорнии, но описал в романе лечебницу из своего родного штата)! Однако Брукс был из числа психиатров-реформаторов, и «наезд» на врачей, не проникшихся духом заботы о правах пациентов, был ему только на руку. Поэтому он поставил голливудцам лишь одно условие: они должны были задействовать пациентов в качестве массовки и подсобных рабочих, чтобы те хотя бы ненадолго почувствовали себя «нормальными» и востребованными. В знак благодарности продюсеры доверили Бруксу роль доктора Спайви, лечащего врача МакМерфи.
Съемки в действующей больнице стали ярким приключением и для голливудцев, и для пациентов. Первые с интересом наблюдали за психически больными, чтобы передать на экране маньеризмы разных заболеваний (у каждого из основных актеров был свой пациент-прототип), а вторые поначалу чурались пришельцев, так как Форман набрал актеров с весьма причудливыми лицами. Вскоре, однако, этот страх прошел, и здоровые и больные слились в единую творческую группу.
К несчастью, не обошлось без эксцессов. Однажды техники забыли закрыть окно второго этажа, и из него выпрыгнул пациент, который сильно покалечился при приземлении. Но в основном «психи» и психи отлично сработались. Порой они даже путали, кто из них кто. Так, Николсон как-то несколько часов дружески общался с пациентами, полагая, что разговаривает с голливудцами.
Во время съемок ключевой актер второго плана Уильям Редфилд обнаружил, что болен лейкемией и что ему осталось жить несколько месяцев. Тем не менее он скрыл свою болезнь от всех, кроме продюсеров, продолжил работать и дотянул до премьеры ленты, которая стала одной из его последних работ.
Эта трагедия оказалась ложкой дегтя в остальном медовой послепремьерной судьбе «Пролетая над гнездом кукушки». Взявшаяся прокатывать фильм компания United Artists предсказывала, что картина соберет десять миллионов долларов, и это был бы неплохой результат для 4-миллионного фильма. Однако на деле вышедшая 19 ноября 1975 года лента собрала больше 100 миллионов долларов и заняла второе место в годовом рейтинге бокс-офиса после спилберговских «Челюстей». Предшествующие мрачные хиты десятилетия подготовили зрителей и критиков к «Пролетая…», и те были в восторге от драматизма, трагичности и антитоталитарного пафоса постановки.
Картина была номинирована на девять «Оскаров», и ее создатели унесли домой все основные призы – за лучший фильм, лучшую режиссуру, лучший адаптированный сценарий и лучшие главные мужские и женские актерские работы (Николсон и Флетчер). Это был лишь второй случай в истории церемонии, когда одному фильму досталась вся «Большая пятерка». Впервые это произошло в 1935 году, когда пять «Оскаров» получила романтическая комедия Фрэнка Капры «Это случилось однажды ночью».
Кен Кизи, правда, все еще был настолько обижен на голливудцев за упрощение романа, что отказался смотреть фильм и участвовать в его продвижении. Но это не помешало «Пролетая…» стать голливудской классикой, подлить бензина в дискуссию о правах психически больных и подарить Америке популярную цитату «Я хотя бы попытался!», изначально появившуюся в романе Кизи и бережно сохраненную (вместе со сценой, в которой она произносится) сценаристами фильма.
Так что Кизи грех жаловаться. Да, «Пролетая…» не был в точности воссоздан на экране. Но голливудцы хотя бы попытались передать бунтарский дух книги. И они не опозорились, а создали шедевр, вдохновивший многие позднейшие полотна о психических расстройствах и о противостоянии вездесущей и всемогущей системе.