«Затерянные во льдах»: Мадс Миккельсен проверяет зрителя на прочность

Пилот по имени Овергард потерпел крушение где-то в арктической пустыне. Теперь его жизнь — рутинная борьба за существование: рыбалка, проверка связи, опять рыбалка, и так по кругу. Он даже SOS вычерчивает как-то буднично: эмоции давно, кажется, ушли с его сурового скандинавского лица. Но всё меняется, когда Овергард видит вертолёт — путь к спасению, которого он так долго ждал. Тот, правда, падает, и вместо избавления герой получает ещё больше проблем: теперь ему надо заботиться не только о себе, но и о выжившей девушке, что лежит без сознания. Поняв, что ждать уже смысла нет, Овергард отправляется к спасению самостоятельно.

На фильмах о выживании очень просто отследить, как сильно на наше восприятие влияют искусственные драматургические конструкты. Казалось бы, классическая тема противостояния человека и природы уже несёт достаточный конфликт, но нет, киноделы раз за разом добавляют в неё ненужные обвесы: их героев обязательно должны ждать дома или терзать призраки прошлого, в худшем случае всё их путешествие вообще рискует обернуться, прости господи, метафорой. Получается как-то цинично: будто трагедия человека, что оказался чёрт знает где и вынужден сражаться со стихией, недостаточно остра сама по себе — зрителю нужно ещё показать, а зачем этому человеку, собственно, жить.

На этом фоне «Затерянные во льдах», фильм намеренно аскетичный и простой, выглядит чуть ли не жанровым прорывом. Хотя всё, что он делает (и делает прекрасно), — отбрасывает лишний груз сценарных условностей, убирает драматичные флешбэки и слезливые предыстории, сводит жанр до его азов. И обнаруживает, что глубоко внутри него уже и так был прекрасно работающий материал, просто его раньше усердно загораживали.

Режиссёр Джо Пенна — будем надеяться, не только лишь из одной дебютантской строптивости — отказывается раздражать интерес зрителя вручную. Вся его драма ограничена историей, она исключительно в деталях, в ощущениях, в монструозных исландских пейзажах, что нависают над почти безмолвным героем Миккельсена. Его дерзкое нежелание выворачивать наружу эмоции, как ни парадоксально, делает фильм куда более чувственным — каждый маленький надрыв (или даже намёк на него) здесь отзывается сильнее, чем сотня криков в пустоту. И даже абсолютно «киношный» приём, включение второй героини в качестве своеобразного триггера истории, «Затерянные во льдах» умудряются интересно обыграть. Она тут почти весь фильм лежит без сознания, её образ для героя Мадса — почти как Рэдклифф для Пола Дано из «Человека — швейцарского ножа», только вот не разговаривает (и другие вещи тоже не делает). Это герой-символ, герой-повод, и она таким была бы, конечно, будь у неё даже миллион реплик.

Вот только с этим миллионом едва ли получились бы столь пронзительными попытки Овергарда в односторонний контакт, столь проникновенной — его мантра «Всё хорошо, ты не одинока», которую он, пожалуй, говорит больше себе, чем своей подруге по несчастью. Для него она — то же, что сам Мадс для зрителя: человек без истории, незнакомый, чужой, но попавший в беду. И пока его Овергард проходит испытание на искренний гуманизм, над зрителем проводится ровно тот же эксперимент: а сможет ли он отбросить скепсис и переживать за человека просто так, без навязанных сверху маркеров и рычагов?

И уже не так важно, что фильм пару раз оступается в динамике, а финал выглядит нарочитым, наигранным — и в этом очень сильно контрастирует со всем остальным. Куда важнее, что Джо Пенна рискнул и сделал кино о выживании таким, каким оно должно быть всегда — естественным, живым, физическим, сочетающим тонкие сантименты и брутальный реализм. Это кино совсем не для циников и тем более не для тех, кто привык мерить фильмы Высшей Вселенской Логикой: в «Затерянных во льдах» гуманизм иррационален, а попытка важнее результата.

С 21 февраля в кино.