«Голливуд никогда не был моей мечтой»: Интервью с Мадсом Миккельсеном

Фильм не рассказывает о вашем герое практически ничего. И хотя такой подход очень хорошо работает на картину, не было ли у вас с этим проблем как у актёра?

Нет. Это лучшая часть истории. (Смеётся.)

Приходилось ли вам самому придумывать предысторию для персонажа, чтобы лучше его понять?

Да, я придумал ему предысторию. И Джо, режиссёр фильма, тоже придумал свою, но мы никогда о них не говорили — и я никогда не рассказывал ему, что думаю о прошлом персонажа. По разным причинам. Мы хотели, чтобы каждый мог увидеть в герое себя. Чтобы любой мог идентифицировать себя с его ситуацией, с человечностью этой ситуации. И мы не хотели, чтобы нам мешали флешбэки о том, как три ребёнка скучают по папе.

Подобное может работать в некоторых фильмах, но в нашем — точно нет. Это было бы чересчур, думаю, сентиментально, а ведь фильм и так довольно грустный сам по себе. И потом, у нас ведь и так есть маленькие детали, которые показывают, что у героя явно есть люди, которые ждут его дома. Например, фото, которое он находит у девушки, — оно для него очень важно. Куда важнее, чем для неё. И это наш тонкий способ показать, что — хоть у него и нет их фото — у него точно есть люди, которые его ждут.

Было много вопросов о сложных моментах во время съёмок — ведь «Затерянные во льдах» снимались полностью в Исландии, в диких и суровых условиях арктической пустыни. На вопрос о том, какой же эпизод оказался самым сложным, Мадс отшутился:

Белый медведь. (Смеётся.) Ладно, меня там не было (Мадс имеет в виду сцену из фильма, в которой его герой противостоит белому медведю. — прим. ред.)

Были опасные ситуации, связанные с погодой. Особенно когда ветер разбушевался и одна из наших машин лишилась двух дверей — они сорвались с петель и улетели, как только мы их открыли. Просто взяли и исчезли. Мы даже хотели снять этот ветер, но нам не разрешили.

Так что да, было опасно, но когда ты посреди съёмок, об этом совершенно не задумываешься. Один раз я шёл по льду, и лёд постоянно делал (изображает звук трескающегося льда). А я был очень далеко ото всех остальных. Я даже мог слышать, как подо мной внизу рыба плескается. И я думал: «О боги! Я умею плавать, но прямо сейчас чего-то не хочется».

Эти съёмки действительно удивили нас тем, насколько сложными они оказались. Я худел, становился всё более тощим каждый день. И это меня слегка поразило — я был не в состоянии поглощать столько калорий, чтобы поддерживать себя в форме, потому что мы работали по 14-15 часов в день. И каждый день был сложнее предыдущего.

Эмоционально это, конечно, тоже давит на тебя — когда твои физические возможности почти исчерпаны, ты и психически истощаешься тоже. Это было очень сложно — мы чувствовали, что разделяем приключение главного героя вместе с ним.

Одна из коллег спросила, смотрел ли Мадс какие-нибудь документальные или игровые фильмы о выживании, чтобы подготовиться к роли в «Затерянных во льдах». И каких жанровых клише они с режиссёром Джо Пенна пытались избежать.

Клише, которых мы пытались избежать — те, что мы уже обсуждали ранее, — флешбэки и, ну знаете, если бы вторая героиня вдруг очнулась и у них с моим героем началась любовная история. Очевидно, мы хотели от подобного уйти как можно дальше.

Я не смотрел много фильмов для своей роли. Ведь сам персонаж не был подготовлен к крушению — я решил, что и я не должен быть, — и он не специалист по выживанию, он просто использует здравый смысл. И мы отталкивались от этого — мы не хотели готовиться слишком сильно.

Вот сценарист (Райан Моррисон. — прим. ред.) и Джо смотрели много фильмов, разговаривали со специалистами. Одна из вещей, которую мы взяли из этих разговоров, была система, по которой живёт мой герой. Особенно в начале: его действия абсолютно систематизированы, в его жизни есть определённый алгоритм, рутина. Ведь если не следовать системе, то просто сойдёшь с ума и не сможешь выжить — а ты должен быть в себе, чтобы выжить.

В последнее время всё больше кинематографистов, даже имя возможность снимать в павильонах, выбирают сложный путь съёмок на природе. В случае вашего фильма это обернулось экстремальными суровыми условиями холодной Исландии. Как вы считаете, насколько сильно помогает такой натуралистический подход историям, подобным вашей?

Это невероятно важно для нашего фильма. Мы бы никак не смогли сделать его в студии, не смогли бы ни за что понять, как к нему подобраться. Потому что там (в Исландии, где снимался фильм. — прим. ред.) было так холодно, ветер был такой суровый, а пейзажи такими красивыми — это стало для нас подарком свыше. В студии нам пришлось бы догадываться обо всём этом — холоде, ветре, пейзажах. А так всё было перед нашими глазами. И эти условия, конечно, осложняли нам жизнь, но в то же время были нашим главным помощником.
У Мадса также спросили, как он готовился к роли и есть ли у него свой особый метод подготовки к фильмам.

Подготовка была такая: нас с Джо закинули куда-то в Исландию, и мы шли, шли, шли и искали локации. И, вот так гуляя, мы поняли, с чем имеем дело: как здесь тяжело, холодно, насколько силён ветер. И что подниматься в гору в таких условиях — не то же самое, что идти прямо. А если при этом ещё что-то тащишь — двигаться становится совсем невозможно.

Но в основном подготовка шла по истории. Мы каждую ночь обсуждали сценарий: делаем ли мы всё правильно, как мы хотим сделать те или иные вещи.

Задали вопрос и о блогерском прошлом режиссёра Джо Пенна — до съёмок «Затерянных во льдах» он был известен как автор Youtube-канала. У Мадса спросили о том, каково было работать над полнометражным дебютом человека из веб-сферы, и о том, видит ли он будущее кинематографа в людях с Youtube и прочих интернет-медиа.

Это (переход людей из Интернета в кинематограф. — прим. ред.) точно что-то новое, и это будет происходить дальше. Потому что никак не может не происходить. Это несколько похоже на то, что случилось с моим поколением кинематографистов — ведь мы были первыми, у которого появился доступ к дешёвым камерам, DVD и всему прочему. Тогда вы впервые могли воплотить свою мечту о большом экране, не будучи уже состоятельным режиссёром.

И это однозначно хорошо. Чем больше [фильмов], тем лучше — больше шанс, что появится нечто замечательное.

Спросили и о том, был ли у Джо какой-то особый подход к съёмкам — учитывая, что полнометражным кино он до этого не занимался.

Знаете, нет. Он вёл себя так, как будто снимал кино уже много-много раз. Он подходил к съёмкам как… как режиссёр.

Что интересно, когда вы снимаете первый раз — вы ещё не успели уткнуться головой в стену, вы ещё не видели всех этих кричащих на вас продюсеров, вам не говорили, что что-то невозможно. Поэтому у дебютантов есть особая энергия, подход в духе «А давайте просто пойдём и сделаем это». И он просто идеален для нашего проекта, такого очень рок’н’ролльного проекта.

В вашем фильме есть одна любопытная деталь: имя девушки, которое ваш герой пишет на фюзеляже самолёта, на самом деле — надпись «водительские права», которую он, не зная тайского языка, принял за её имя.

Как вы узнали об этом?

Читал ваши интервью.

Это и правда интересная деталь, но мы поняли, что не сможем перевести её. Хотя нам казалось очень милым то, что мой герой всю ночь пытается вывести имя этой девушки правильно, но у него выходит надпись «водительские права». (Смеётся.)

А почему режиссёр Джо Пенна решил не пояснять эту деталь субтитрами? Ведь теперь практически никто не сможет её понять.

Они пытались делать субтитры, и люди все равно не понимали. Но я правда не знаю, почему они это убрали: мне очень нравится эта деталь. Зато теперь люди, которые прочитают это интервью, будут о ней знать.

Продолжая тему опасных съёмок, у Мадса спросили, как его семья относится к подобным условиям работы.

Мои дети особо об этом не думают. А жена всё больше злится из-за моего выбора ролей. Хотя я не выбираю их из-за того, что они сложные, а только потому, что они рассказывают классные истории, — но часто они действительно оказываются сложными. Причём с годами они становятся всё труднее, а я, как понимаете, всё старше и старше — и это очень плохая комбинация. Так что, думаю, она этим не очень довольна. Она часто заводит разговор, мол, «можешь ты взять хотя бы каскадёра, чёрт тебя дери?». А мне нравится подобным заниматься. Но приходится слушать её.

Одна из коллег обратилась к прошлому актёра: он — теперь популярный актёр — когда-то приехал в Голливуд из Дании. У Мадса спросили, хочет ли он дальше двигать свою карьеру на Западе или же ему больше по душе продвигать родной датский кинематограф.

Я начинал свою карьеру в Дании. А потом как-то раз Голливуд позвонил мне — я сам туда не просился, но мне позвонили и попросили стать частью какого-то проекта. Я никогда туда не рвался, Голливуд никогда не был моей мечтой, но он стал частью моего мира.

И всё же я и сейчас снимаюсь и дома, и в Европе, и в других местах. И, знаете, мне совершенно плевать, где работать. Если красивую, суровую или душераздирающую историю мне предложат, скажем, из России и я буду этой истории подходить — я с радостью приму в ней участие. Или если предложение придёт из Китая — мне всё равно. Так что я не хочу выбирать между Голливудом и чем-то ещё на самом деле. По-моему, как раз замечательно, что можно заниматься разными вещами в разных странах.

Другая коллега спросила о том, с какими ещё молодыми режиссёрами Мадс бы хотел поработать. Оказалось, что он мало о ком из них слышал.

Я не очень хорош в том, чтобы следить за индустрией. Я и о Джо никогда не слышал, да никто не слышал. Он обратился ко мне, потому что решил, что я подхожу его миру. И мне и не надо было знать, кто он такой — лишь послушать его и понять, чего он хочет.

Так что, я уверен, есть много режиссёров, с которыми я был бы рад поработать. И у них наверняка уже есть группа людей, с которыми они выросли, с которыми разделяют взгляды и имеют сильную связь. Но если я подхожу их миру и они позовут меня, я буду очень рад.

В самом конце мы спросили у Мадса про одну сюжетную деталь — если вы не смотрели фильм, осторожно, она содержит важный сюжетный спойлер.

Я понимаю, что это не важно в контексте фильма и его идеи, но, как вы считаете, что произошло всё-таки с вашим героем в конце фильма?

Для меня идеальным моментом для финала была сцена, где мой герой говорит девушке: «Всё хорошо, ты не одна», — и он берёт её руку, и он сдаётся. Там для меня и кончается фильм — но по отношению к зрителю это было бы слишком жестоко. (Смеётся.) Слишком жестоко. Поэтому мы сделали конец немного открытым.

Текст: Ефим Гугнин