Не мертво то, что в вечности пребудет

Я пишу в необычном душевном состоянии, потому что вечером меня не станет

Одна из самых интересных особенностей Лавкрафта – это та легкость, с которой он переносит читателя в локации своих произведений и передает сложные пороговые состояния вроде психопатии и кататонии. Короткий размер прозы этому никак не мешает. Достаточно распространенный мотив у писателя – человек, сходящий с ума от недавно приобретенного знания, – раскрывается за несколько страниц благодаря точечной детализации и болезненным сравнениям и эпитетам.

Причем окружение может быть любым: иные, неведомые смертным миры, сокрытые от потусторонних глаз оргии адских существ, города космических захватчиков, построенные на принципах неевклидовой геометрии, урбанистические трущобы Нью-Йорка или пейзажи Новой Англии, тронутые патиной запустения. Любую из этих локаций Лавкрафт может наполовину закрыть густым туманом саспенса. С таким же успехом Говард Филлипс справляется и с медленным и методичным нагнетанием атмосферы – в готическом стиле. Собственно, за это некоторые исследователи полагают писателя главным мостиком между готикой и сай-фаем.

Еще одна особенность прозы мастера – его персонажи. В этом аспекте он, пожалуй, даже переплюнул своего предшественника и кумира Эдгара Аллана По. У каждого признанного хоррор-автора есть свои коронные существа, до сих пор вызывающие восторг у читателей всей планеты, но столь монументальных, гротескных, невыносимо чужеродных и при этом правдоподобных тварей и персонажей нет ни у кого. Безумный араб Абдулла Аль-Хазред, написавший «Некрономикон»; на юго-востоке Тихого океана спит похожим на смерть сном великий Ктулху, и когда он проснется, Рагнарёк покажется человечеству веганским фестивалем любви; неописуемые, бесформенные, хаотичные боги-демоны Азатот и Шуб-Ниггурат; огромный Дагон и тысячи рыбоподобных поклоняющихся ему культистов; причудливая музыка Эриха Цанна, которую безуспешно пытались воспроизвести десятки композиторов, панк-рокеров и метал-исполнителей…

Список можно продолжать достаточно долго, нам же важен эффект: близкое знакомство с пантеоном Лавкрафта вызывает легкое, но вполне осязаемое ощущение благоговения перед вымышленными богами, демонами и тварями. Ксенобиты или демонический клоун Пеннивайз вряд ли могут похвастаться подобным (при всей своей культурной ценности). Лавкрафт утверждал, что большинство образов приходило к нему во сне: страшно даже представить, как выглядели образы в среде мыслей, еще не конвертированных в слова.

Благодаря упомянутому пантеону и фирменной стилистике выделяют отдельный жанр – так называемый «лавкрафтианский хоррор». Опять-таки «X пишет в стиле Y» – это очень почетно, но целый жанр, названный в честь конкретного писателя, – это практически беспрецедентно.

Если бы мы знали, кем являемся на самом деле, то поступили бы как сэр Артур Джермин, однажды вечером обливший себя горючей смесью и поднесший к одежде спичку

Со временем влияние Лавкрафта выплеснулось из плоскодонной колбы литературы в иные сферы развлечений. Наиболее ярко оно проявилось в кинематографе.

«Чужого» – родоначальника одной из самых значимых хоррор-франшиз и образец для всех космических фильмов ужасов – Дэн О'Бэннон написал под сильным впечатлением от Говарда Уинфилдовича. По признанию сценариста, в 12 лет он набрел на побитый временем сборник рассказов, в котором было и творение Лавкрафта «Цвет из иных миров» (сам писатель называл этот кусочек прозы своим лучшим произведением). В рассказе фигурировала пустошь, состоящая из серой пыли, вокруг которой ничего не росло. Юный О'Бэннон в те годы жил в центральной части США, и на следующий день после прочтения заветного произведения он вышел на улицу и увидел, что все вокруг заволокло снегом (на манер пыли из «Цвета из иных миров»). Все, кроме одной розы, пробивавшейся сквозь толщу белого покрова. По признанию сценариста, созерцание этой картины «напугало его до усрачки», и когда, уже годы спустя, он засел за сценарий «Чужого», то намеренно хотел выдержать повествование в лавкрафтианском стиле. Правда, продюсеры Уолтер Хилл и Дэвид Гайлер не были в восторге от архаичных оборотов и намеков и постарались вымарать это из конечной версии скрипта. Но связь между двумя произведениями все равно осталась, и чтобы ее заметить, не надо быть следопытом: параллели отчетливо видны. Инженеры и их корабль сразу навевают мысль о Древних; таинственные иероглифы; существо с совершенно чуждым и зловещим для человечества циклом жизни; наконец, атмосфера космоса, в котором люди абсолютно беззащитны перед Неведомым. Которое может поглотить их. В котором никто не услышит их крик. И, конечно, не будем забывать об одном из самых главных компонентов – дизайне ксеноморфа за авторством Ганса Руди Гигера, искавшего вдохновение в бездне хоррор-историй Говарда Филлипса (первый опубликованный сборник работ швейцарского художника назывался «Некрономикон»).

Все главные отсылки к Лавкрафту Джон Карпентер сделал в картине «В пасти безумия», крайне недооцененной фанатами. Однако и в «Нечто» лавкрафтовщины хватает. Гротескные монстры, акцентуация на психической нестабильности персонажей и окружающий пейзаж (в повести «Хребты безумия» действие также происходит в Антарктике) – Карпентер не раз признавался в любви к прозе писателя, так что тут ничего удивительного. В то же время «Нечто» является экранизацией рассказа Джона Кэмпбелла «Кто идет?». Карпентер находил предыдущую экранизацию 1951 года не слишком удачной и к вопросу переноса текста на экран подходил щепетильно. Кэмпбелл и сам был большим поклонником знаменитого коллеги из Провиденса, так что фильм получился дважды лавкрафтианским.

Влияние «отца Ктулху» прослеживается во многих фильмах, как ставших уже классическими («Зловещие мертвецы», «Бездна», «Хеллбой», «Горизонт событий», «Охотники за привидениями»), так и совсем современных («Прометей», «Пустота» 2016, «Последняя зима», «Весна», «Монстро», «Закопанные» и т.д.).

И в невидимых хранилищах Времени вы не найдете ничего, что могло бы в полной мере властвовать над этим миром

По иронии судьбы вдохновленные книгами Лавкрафта картины получали гораздо больше внимания, чем его прямые экранизации. Наибольших успехов добился режиссер из Города ветров Стюарт Гордон. Свой дебютный полный метр Гордон посвятил «Реаниматору» – истории о гениальном ученом Герберте Уэсте, который считал смерть всего лишь досадной помехой, но никак не концом всего сущего. И таки победил ее, но с неприятными побочными эффектами. Лента до сих пор впечатляет хоррор-иконами Джеффри Комбсом и Барбарой Крэмптон и забористыми спецэффектами многостаночника Брета Калпеппера, но выделяется фильм прежде всего настроем. Несмотря на нежное отношение к первоисточнику, Гордон убрал из «Реаниматора» фирменную ледяную серьезность и страх перед Неименуемым. Вместо них Стюарт добавил черного юмора и секса. То есть в первой половине фильма выдержан вполне себе драматичный Лавкрафт, а во второй Гордон идет вразнос: доктор Хилл пытается изнасиловать Меган, придерживая рукой отсеченную голову, а Герберт Уэст борется с желудочно-кишечным трактом, который душит гениального ученого на манер удава. Благодаря такому подходу фильм мгновенно стал классикой, что приятно удивило даже продюсера проекта Брайана Юзну. Впоследствии Гордон не раз возвращался к творчеству Лавкрафта: дважды в сиквелах «Реаниматора», а также в «Извне» (еще больше секса и гротеска с Комбсом, Крэмптон и примкнувшим к ним Кеном Фори), «Уроде в замке» (снова Комбс/Крэмптон, экранизация рассказа «Чужой»), «Дагоне» («Тень над Инсмаутом» перенсли в испанскую Инбоку) и эпизоде «Сны в ведьмином доме» в цикле «Мастера ужасов».

В сердцах фанатов также нашла уязвимое место антология «Книга мертвых». Прочие же попытки, от короткометражки «Музыка Эриха Занна» до полубессознательного «За стеною сна», остались за бортом внимания большинства зрителей и интересны либо неистовым фанатам писателя, либо ценителям нишевой хоррор-продукции. Из всей корзины следует выудить один проект, который многочисленные поклонники Лавкрафта считают лучшей экранизацией из всех возможных (даже круче Гордона). На пьедестал почета народная молва ставит короткий метр «Зов Ктулху» 2005 года выпуска. Лента имеет хронометраж в 47 минут и максимально приближена по духу к тому времени, когда по земле ходил живой еще (хоть и пьяный) автор. То есть кино черно-белое, да еще и немое! Зато атмосферы в нем хватит на всех: когда в кадр из глубины выплывает наконец титульный Ктулху, сердце лавкрафт-гика словно замирает.

Но сколько бы фильмов не ссылались – прямо или косвенно – на гуру психо-хоррора, есть ощущение, что главные экранизации еще впереди. Однажды желание делать оммажи выльется в понимание образов и атмосферы, и какой-нибудь ушлый и начитанный малый (а может, и отдавшая лучшие часы библиотеке лигейаподобная барышня) возьмет да и поставит «Хребты безумия». Или, быть может, «Пса». Возможно, «Кошмар в Ред-Хуке». Или даже «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата». А пока этого не произошло, можно освежить в памяти избранные произведения из его библиографии. И наслаждаться собственной эрудицией, считывая отсылки к его произведениям в самостоятельных (короткий смешок) историях. Ибо влияния Лавкрафта на хоррор уже не вымарают ни отбеливатели модных веяний, ни кроссжанровые порождения нового времени.