Рецензия на фильм «Сломанные цветы»

Джармуш на редкость ехиден, изобретателен и убедителен в популярном объяснении, что каждый имеет право на счастье в одиночестве. Ну, не несчастье это для кого-то – лежать на диване, смотреть телевизор, дрыхнуть, сколько влезет, пить шампанское и ограничивать контакты с человечеством субботними обедами в многодетной соседской семье. Опять же, с другой стороны, каждый имеет право на счастье при пятерых детях и трех работах. Ну, не несчастье это для него – ни минуты покоя плюс несколько хобби, плюс чувство выполненного долга лишь при вмешательстве в чужую жизнь. А если оба способны жить по принципу "Ты меня уважаешь – я тебя уважаю" вместо принципа "Пусть у меня дом сгорит, лишь бы у тебя корова сдохла", это вообще счастье всего человечества. Так что парный конферанс компьютерного магната Мюррея и компьютерного фаната в исполнении Джеффри Райта, включая изумительную сцену с телефоном и мобильным телефоном, мог бы вполне составить весь сюжет "Сломанных цветов".

Однако Джармуш, вновь увлекшись фрагментарностью жизни ("Таинственный поезд" /Mystery Train/ (1989), "Ночь на Земле" /Night on Earth/ (1991), "Кофе и сигареты" /Coffee and Cigarettes/ (2003)), не ограничил сюжет счастливой повседневностью и зачем-то заехал в выяснение отношений, причем воспользовался для этого старой схемой нескольких новелл, связанных чьими-то воспоминаниями ("Бальная записная книжка" /Un carnet de bal/ (1937), "Сказки Манхэттена" /Tales of Manhattan/ (1942), "Мужчина, который любил женщин" /Homme qui aimait les femmes, L'/ (1977)). Для большинства народу, особо мужского пола, новеллы, конечно же, станут праздником. Брошенный очередной профурсеткой Мюррей получает письмо без обратного адреса, что у него где-то гуляет 19-летний сын. Не без влияния соседа садится в самолет и едет по бабам, с которыми жил 20 лет назад. Праздник мужского пола – что нищих и состоятельных, замужних и незамужних, разведенных и вдовствующих, но все же честно брошенных баб изображают Шарон Стоун, Джессика Ланг, Фрэнсис Конрой и Тилда Суинтон. Плюс последняя профурсетка – красотка Жюли Дельпи. "И это все – ему?" – понятна гордость, испытанная народом за героического собрата.

Каждая из новелл опять же изобретательна и ехидна. Народ сдерживает ухмылку, но не удерживается и ржет. И нельзя не заржать от нимфетки Лолиты (Алексис Дзена), кота Рамона и кролика на руках. Джармуш достаточно умный, чтобы его слушалась природа. Нельзя не признать класс режиссуры даже по внутри- и межкадровым виньеткам, от букетов розовых роз до рифмованных мотелей. И разговорчики на ура – чем-чем, а самоиронией Джармуш не обделен. "Папа, выброси сигарету. – Я держу свое слово, я не курю табак. – А это что? – Это так… травка". Однако все больше проскальзывающая к финалу назидательность плюс так и не решенный старый сюжет оставляют в итоге чувство глубокого неудовлетворения. "Неважно, кто писал письмо" – такая же пошлая отговорка, как "письмо писал сосед", "писала профурсетка", "писала та, которую не вспомнил". Нужно было либо не ездить вообще – вполне достаточно все это себе представить – либо уж что-то, полностью парадоксальное. Сюжет, как счастье, должен стать непредсказуемым. А так…

"Мюррей хоть как-то, но вступил в контакт с жизнью. Для этого нужно признать себя хоть в чем-то, но придурком", – а на фига? На фига счастливому человеку признавать себя придурком, если он не из старосоветских фильмов про "активную жизненную позицию" типа "Летаргия" и "Вы мне писали"? На фига умный Джармуш изрекает такое неприличие, как "Прошлого не вернешь, до будущего надо дожить, значит, есть только настоящее"?

Он больше показал, чем сказал, больше выдал, чем придумал. Даже странно, насколько общим пафосом "Сломанные цветы" смыкаются с безнадежной пошлостью "Полетов во сне и наяву" (1982), противореча им при этом всем своим восхитительным существом.