Дюма для Голливуда стал чем-то вроде Пушкина, про которого народ честно слагал частушки, зная только фамилию. Это подлинное величие. К сожалению, то, что льстит покойному Дюма, не относится к очередной голливудской частушке под названием "Мушкетер", хотя по отношению к "Трем мушкетерам" фильм действительно - чистый фольклор.
Америка, видно, стала таким вавилонским смешением разнородных традиций - англосаксонских, латиноамериканских, негритянских, еврейских, китайских - что общим знаменателем для них могут быть только очень простые числа. Просто числа, примитивная арифметика. Этого не было еще несколько лет назад, когда выходил "Человек в железной маске" с Лео ДиКаприо и Гэбриэлом Бирном. Когда в том вольном переложении "Виконта Де Бражелона" Д'Артаньян оказывался любовником королевы и отцом Людовика XIV, к такой сенсационной развязке сводились все приключения, это была кульминация сюжета, делавшая любые вольности элементами сознательной пародии. К тому же с первоисточником была связь в чисто авантюрном развитии событий, и чем наглей он перевирался, тем смешней становилось.
В "Мушкетере" заказа нет. Какой-то еврейский продюсер Моше Диамант связался с англосаксонским середнячком-режиссером Питером Хаймсом ("Козерог-1"), чтобы сложить с вышеназванной американской политической конъюнктурой что-то культурное, то есть старо-европейское. А поскольку в моде сейчас восточные единоборства, со всем этим сложили еще гонконгского хореографа Ксин Ксин Ксенга, поставившего бои. Пол-фильма несчастный Д'Артаньян в середине XVII столетия в Париже фехтует, без всякой на то причины вися на отвесной стене на длиннющей веревке, чисто как убийца-ниндзя, или балансируя на гигантских лестницах, как на бамбуковых пальмах. Знает приемы каратэ, нунчаки сооружает. В промежутках отдельно демонстрирует "американскую" политическую чистоплотность. Еще более отдельно "по-французски" целуется с Франческой.