Рецензия на фильм «Нефть»

Берлинале в этом году помешался на детях. Политика, кажется, отошла на второй план. Дети в конкурсных фильмах рождаются и не рождаются, теряются и находятся, похищаются похитителями и похищаются у похитителей, дети любят своих родителей и их же ненавидят, дети сбегают и возвращаются, дети плачут и смеются. Еще одна картина о детях – и эмблему фестиваля смело можно будет менять: вместо одного медведя неопределенного пола с задранными кверху лапами печатать медведицу с медвежонком. Так трогательнее.

В китайском фильме «Вера в любовь» /Zuo you/ (2007) Вана Сяошуая муж и жена, которые давно развелись и обзавелись новыми семьями, пытаются спасти жизнь дочери, больной раком. Лучший выход в их ситуации – родить второго общего ребенка, который будет для девочки идеальным донором. В обеих семьях, естественно, назревает скандал. Дело усугубляется еще и тем, что больше двух детей средней китайской семье иметь не положено, а это означает, что приемный отец девочки никогда не сможет завести с женой собственного малыша.

Если не учитывать последний пункт, это кино с таким же успехом могли снять во Франции, Испании или Англии – да где угодно. Подобные моральные дилеммы очень любит решать европейский артхаус. Китайская картина ничем от него не отличается (проклятая глобализация!), разве что актеры гораздо более сдержанны, а сексуальные сцены с их участием для выбранной темы достаточно целомудренны (ну тут все понятно – китайская цензура не дремлет). Скоро китайцы, очевидно, начнут снимать кино про кризис среднего возраста.

В «Садах ночи» /Gardens of the Night/ (2008) Дэмиэна Харриса девочку по имени Лесли в восьмилетнем возрасте похищают два ублюдка, которые селят ее в одной комнате с чернокожим мальчиком и периодически вывозят к взрослым дядям для разного рода забав. Когда Лесли вырастает и вместе с товарищем по несчастью убегает от похитителей, она уже и не мечтает о том, чтобы вернуться домой, ее вполне устраивает зарабатывать на жизнь воровством и проституцией. Совершенно беспомощное кино с невыразительными актерскими работами (хотя пару раз в кадр – очевидно, по ошибке – попадает лицо Джона Малковича) завершают титры с сухой статистикой: в США несколько миллионов беспризорников, многие из них подвергаются сексуальному насилию. На пресс-показе до титров, правда, мало кто досидел.

В «Джулии» /Julia/ (2007) Эрика Зонки алкоголичка в исполнении Тилды Суинтон похищает мальчика, за которого намерена получить выкуп в два миллиона долларов. За время странствий по дешевым мотелям где-то на границе с Мексикой она успевает так к нему привязаться, что, когда ребенка забирают мексиканские гангстеры, она готова отдать им не только деньги, но и жизнь. От сотрудничества Зонки и Суинтон ожидали многого, но в этом дуэте на фестивальный приз наработала только актриса – режиссер остался не у дел. Авторы фильма всячески подчеркивали, что он не имеет никакого отношения к «Глории» /Gloria/ (1999) Джона Кассаветиса, но уж лучше бы они и правда делали ремейк: "Джулии" явно не хватает депрессивной отстраненности персонажей Кассаветиса и волшебной музыки Билла Конти.

Иранский режиссер Маджид Маджиди и его «Воробьиная песня» /Avaze Gonjeshk-ha/ (2008) – немного другой случай. Маджиди сделал себе имя именно на детских картинах, он, в отличие от коллег Джаффара Панахи или Мохсена Махмальбафа, никогда не пытался бороться с существующим в стране режимом, а тихо снимал картины о простых и благородных иранских бедняках. Именно поэтому его фильм дает сто очков вперед и европейцам, и американцам, пытающимся путем психоанализа расчленить детскую душу. Сюжет при этом – проще некуда: работник страусиной фермы где-то под Тегераном пытается заработать деньги на ушной протез для глухой дочери. Дети у Маджиди копошатся в искусственном пруду с золотыми рыбками, рисуют, смотрят мультики, мечтают, ссорятся и мирятся друг с другом – словом, делают то, что и должны делать дети – что в жизни, что в кино.

Главный же на сегодняшний момент фильм фестиваля – «Нефть» /There Will Be Blood/ (2007) Пола Томаса Андерсона – с темой детства, к счастью, никак не связан. Нет, там есть мальчик, и он, кстати, тоже глухой, и он важен для сюжета, но картина не об этом. Сравнение с «Гражданином Кейном» /Citizen Kane/ (1941) Орсона Уэллса – щедрый аванс, выданный американской критикой накануне церемонии вручения "Оскаров", – уже не кажется преувеличением: нефтяной магнат Дэниэл Плэйнвью одержим собственной жадностью и собственным эго не меньше, чем газетный магнат Кейн. В начале фильма он, как безумный, долбит землю в поисках серебра или золота. А потом находит нефть и начинает выстраивать свою маленькую корпорацию: вышки, трубопровод, покупка всех соседних земельных участков у наивных местных жителей. Он не просто человек – он титан, потомок Прометея и прямой наследник капитана Ахава из "Моби Дика". Он неприятен, но при этом невероятно притягателен. Он много проигрывает, но при этом всегда побеждает. Удивительно, что он появился в американском кино именно сейчас, когда экран заполнили инфантильные супергерои и подростки пубертатного возраста.

Если по справедливости, то Дэниэл Дэй-Льюис должен получить за эту роль "Оскара", не говоря уже о берлинском "Медведе". И других вариантов тут быть не может.