Байки из девяностых для самых маленьких.
Флора (Виктория Исакова) водит автобус и воспитывает троих сыновей от разных мужей: старший Петр (Слава Копейкин) в поте лица трудится бандитом в бригаде местного авторитета Михалыча (Тимофей Трибунцев), средний Юра (Макар Хлебников) рисует афиши и мечтает о подвиге во имя любви, а младший Руслан (Хетаг Хинчагов) вдохновенно фарцует китайской палью. Время действия — 1995 год, молодая Россия на всех парах несется в один из самых страшных экономических кризисов, а в воздухе витает дух перемен. Разбираемся, как получилось у сериала Сергея Тарамаева и Любови Львовой его уловить.
Бум многосерийных (по большей части) проектов о 90-х, кажется, вышел на долгожданное плато, и финал рефлексии «святых» близок. «Дети перемен» запрыгнули в уходящий троллейбус в самый последний момент, что, вероятно, и объясняет попытки сериала казаться сразу всем. Уши аналогов торчат из каждой кожаной куртки, каждого микросюжета про хитрую спекуляцию и каждого возгласа Славы Копейкина как главного условного представителя «пацанов». Ворох втиснутых в сериал Тарамаева и Львовой историй поражает — можно найти отсылки на всех авторов, когда-либо дотронувшихся до важной эпохи, от Балабанова до Акопова. Лень это или попытка суммировать все вводные пройденного этапа, сразу и не скажешь, возможно, лучше дождаться финала «Детей», но пока послевкусие довольно пресное.
Совершенно точно можно констатировать, что багаж НТВ, выступившего одним из спонсоров проекта, изрядно утяжеляет историю не самой свежей мелодрамой. Да, в сериалах про бандитов нет нужды обходиться без любовных линий и сердечных терзаний, но на этой ниве «Детям перемен» не хватает тонкости, и «криминальная сага на сломе эпох» оборачивается коммунальной сказкой о том, что в семье все должно быть хорошо, но потом. Качество драмы в такой ситуации сразу снижается до уровня сериалов выходного дня, и линии с бандитскими разборками теряются на втором плане за обильной пеной мыла.
Именно из мелодраматических экзерсисов «Детей» растут ноги у безрадостной актерской игры фронтменов истории. Копейкин с виду и не старается вылезти из образа Турбо («Слово пацана. Кровь на асфальте»), только добавляет чуть больше дерзости да неказисто объясненную сценаристами страсть к оперному пению. Попытки наделить Петра серой моралью пока что заканчиваются неудачей — сопереживать сомневающемуся в себе и необходимости творить зверства по заказу босса молодому человеку не получается из-за недостаточно объемного характера персонажа. Куда интереснее наблюдать за героем Хлебникова, тот хотя бы старается не выходить из образа страдающего юного художника. О начинающем коммерсанте Руслане сказать вообще ничего не получится, парень мелькает где-то вдалеке, изредка демонстрируя живой ум и предпринимательскую жилку, а в ответ получая лишь расистское замечание или еврейский анекдот.
Вообще фиксация на схемах купи-продай в сериале достойна отдельного упоминания. В реалиях 90-х, эпохе повальной уличной торговли, челноков и спекулянтов, именно этот атрибут был выбран в качестве ключевого. На фоне вялотекущего сюжета герои что-то меняют, покупают и продают. Но визуальному воплощению интересной идеи опять-таки не хватает точности, и у авторов получается лишь несколько раз вбросить подобные мини-события, за которые и зацепиться-то сложно. Наиболее драматичный эпизод, например — сожжение модного бара братками Михалыча из-за личной неприязни авторитета к нетрадиционным, на его взгляд, типам заведений (то есть тем, где нет шашлыка и водки), — должен говорить о борьбе старой формации с молодой кровью, но практически не трогает сердце зрителя, ведь он показан как будто специально издалека.
«Дети перемен» могли бы стать отличной точкой в утомительно длинном сочинении о 90-х, но делают ошибку в каждом втором слове. Персонажи (за редким исключением) за две серии никак не проявляют себя, оставаясь шаблонами. Пресловутая атмосфера упадка не выдерживает критики — не хватает фактуры. А у заложенного в основание сюжета динамита семейной трагедии (ведь рано или поздно брат пойдет на брата) фитиль отсырел еще в начале первого эпизода. С другой стороны, возможно, именно такой финал заслужила эксплуатация «святых девяностых» на экранах — неказистую сказку об ушедшей эпохе, фальцетом вопящую о переменах, но не меняющую ровным счетом ничего.