Амбициозная, но неожиданно слишком академичная работа бунтаря Эдварда Нортона.
Лайонел Эссрог — чудаковатый мужчина с прекрасной памятью, страдающий синдромом Туретта, из-за которого он выкрикивает смешные ругательства и вечно зацикливается на мелочах. В детстве ищейка Фрэнк Минна взял его и ещё троих сирот под своё крыло, а теперь они вместе работают в детективном агентстве и помогают ревнивым жёнам уличать супругов в измене. Когда Фрэнка убивают на одном из дел, что поважнее поиска любовниц, единственным, кто готов расследовать смерть наставника, оказывается именно Лайонел. Раньше он был сайдкиком и не лез на рожон, но сейчас мужчина остался наедине с хищными улицами Нью-Йорка. И неконтролируемым порывом наговорить гадостей их жителям.
Свой проект мечты Эдвард Нортон задумал ещё в конце 90-х. С тех пор он успел снять полнометражный дебют с Беном Стиллером, прославиться как бунтарь и корректор сценариев и даже озвучить еврейского бейгла из «Полного расколбаса». Но всё-таки спустя два десятилетия неугомонный актёр смог достичь долгожданной цели: нашёл нужный бюджет, самостоятельно адаптировал сценарий, изменив хронотоп оригинального романа Джонатана Летема (вместо 80-х — мрачные 50-е), и собрал внушительный каст с Дефо, Уиллисом и Болдуином. И собой в роли обаятельного героя-невротика, разумеется.
Хотя первый фильм Нортон поставил ещё в 2000 году, его новая работа полностью соответствует представлениям о дебюте амбициозного режиссёра. В своем неонуаре на первый план он выдвигает не серьёзных героев, а фриков-следователей, которые сидят в прокуренных кабинетах и выполняют бессмысленные заказы богатых нью-йоркских обывателей. Лайонелу помогают (или хотя бы делают вид, что помогают) тупой толстяк Гилберт, трусливый Дэнни и мачо Тони, который даже после трагедии продолжает крутить роман со стервозной женой Фрэнка (узнав о смерти мужа, она, кстати, злится, что тот оставил дерьмовое наследство). Эссрог, выкрикивающий непристойности про грудь, среди них как рыцарь на белом коне.
Уже в этом забавном противопоставлении видится стремление Нортона встряхнуть жанр не тотальной деконструкцией, а мелкими яркими деталями. Ведь помимо не шибко неонуарного типажа Лайонела и его вызывающего поведения в рамках серьёзной детективной истории даже характер антагониста Рэндолфа в исполнении Болдуина, жестокого дельца-капиталиста, выглядит удивительно многогранным. Нортон избегает атмосферы душных политических нуаров. Каждый кадр — попытка гипертрофировать технику лучших представителей жанра, чтобы сделать выразительнее, эмоциональнее и объёмнее не только историю, но и изображение: от субъективной камеры до сложной смены фокуса в пределах сцены.
Но из-за желания вторить классике жанровая составляющая постепенно начинает брать верх над энтузиазмом Нортона. Странных героев и комичные ситуации перекрывают меланхоличный джаз и заунывный голос Тома Йорка, давящая атмосфера мрачных улиц и вопросы социальной несправедливости. Чем дальше в лес, тем больше Трампа: может показаться, что фраза про создание великой Америки, которую Мозес Рэндолф озвучил с трибуны в начале фильма, всего лишь совпадение. К счастью любителей сложных политических метафор, эта реплика после очередного его злодейства ехидно напомнит о себе. В каком-то смысле экстравагантному и неординарному фильму Нортона с его необычными образами и ситуациями серьёзность чистого неонуара и уж тем более грубые политические лозунги совсем не к лицу.
Режиссёр будто боится переписывать конвенциональную историю и в конце позволяет жанру диктовать условия. Добро победило, зло разоблачено, капиталисты — плохо, бедные районы — хорошо: простая арифметика избитого канона работает, если в финале сгладить все характеры и свести образную систему к двум крайностям. Но персонажи, которых создали Нортон и Летем, изначально были слишком неоднозначными для таких очевидных выводов, им тесно в рамках жанра, обязывающего работать по схематичной арке персонажей. И хотя это всё ещё не худший исход, обидно, что нью-йоркскую джазовую импровизацию Нортон заменил её записью на покарябанной старой пластинке.