«Драйв» Николаса Виндинга Рефна из фильма о загадочном водителе превратился в достояние поп-культуры. Датский режиссер создал новый романтизм, а вместе с ним – новую брутальность, которой молчание и ритмы синти-попа только к лицу.
Молчаливый герой в эпоху ретровейва
Все трубят в унисон и не ошибаются – Райан Гослинг раскрылся именно после «Драйва». Рефн, возможно, увидел в канадском артисте меньшее, на что он способен: молчаливую фигуру, полупризрачного персонажа – не столько героя, сколько плывущий поперек кадра миф. И в самом деле, кто этот водитель, если не светоносный ангел, взявший под свое крыло соседку с ребенком и несущийся по асфальту в металлической оболочке? В чем его бескорыстная миссия, если не в спасении нуждающихся? Материализовавшийся во плоти миф о непобедимом герое – похождения таких и составили добрую славу Голливуда, который где-то за холмами, почти с темпом фабричного производства, раз за разом выдумывал подобные истории.
Рефну не нужен психологизм – его заботит чисто визуальное. Все внутренние трансформации отражаются и внешне: из красивого полубога Водитель постепенно превращается в истасканного мстителя, заботливый сосед с феноменальной улыбкой – в психопатичного изувера (как минимум в глазах героини Кэри Маллиган). «Драйв» воспевает мужественных одиночек – таких, по которым зритель изрядно истосковался, и, конечно, рисует характерный портрет злодеев – беспримесного зла, чьи пластмассовые модели вытащены из десятков низкопробных триллеров.
Визионерство до хруста костей
При всей лихости сюжета с его усилениями и драматическими надломами, «Драйв» прост, как три копейки. Если американский боевик почти всегда центрирован содержанием, то Рефн по-европейски уводит его под чуткий контроль формы. Здесь мало разговаривают, события не нуждаются в объяснениях и отдаются на откуп визуальному языку – пролеты камеры и выстроенная композиция сообщают куда больше, чем болтовня для заполнения эфира. «Драйв» иногда обвиняют в пошлости: ядовито-розовые титры, пресловутая куртка скорпиона и меланхоличный синти-поп – в этом избыточный рецепт аутичной «рефниады», которая предлагает зрителю чистый триумф формы.
Но именно форма – та солнечная батарея, что дает фильму энергию: она проявляется в символах, реминисценциях, мифах и полунамеках. Формализм Рефна не безыдейный – его можно упрекать в выхолощенности, но за звенящей формой у датчанина всегда стоит своеобразный «эффект кинематографичности». И не суть важно, какие жанры постановщик захочет переработать, доставая с запылившихся полок все, что вздумается: от биографии («Бронсон») до красочного джалло («Неоновый демон»).
Дань уважения и неоновые кружева
С каждым новым виражом «Драйв» доказывает, что невинностью тут не пахнет, – такого брутального удовольствия попробуй поищи. Для Рефна это своего рода чистосердечное признание, с перечислением фильмов, которые тот засмотрел до дыр и деликатно (а иногда в лоб) вшил в кружевной комплект «Драйва». Сюжет и интонация – от «Таксиста» Скорсезе, умноженного на «Самурая» Мельвиля, а еще больше – от «Водителя» Хилла, который в 70-х озолотил кинематограф одной из лучших кинопогонь (если не упоминать, конечно, «Французского связного») тоже в исполнении немногословного ночного лихача.
«Драйв» доходит до портретного сходства с уже полузабытыми лентами 80-х. Рефн не чета Тарантино, но тоже вполне тянет на роль перерабатывающего завода кинопластика – он без стеснения тырит антураж «Вора» Майкла Манна с импрессионистским рисунком ночи, с неоном и электроникой, а где-то строит сцены на дословных цитатах из всякого эксплотейшна – типа «Маньяка» Уильяма Лустига. Молчаливый водитель Рефна пересекает семантические поля жанрового кино, подбирая на пути всех: немудрено, что фильм аккуратно называют и поэмой о мести, а героя – последним самураем, и экзистенциальным триллером о мизантропе, да и вообще – просто мифом сродни тем, которые создавал Линч, развернутом в призрачном пространстве Голливуда.
Орудуя молотом: от профанного до возвышенного
Кино для Рефна – мастерская по эстетизации насилия. Как и подобает художнику кровавых поэм о проломленных черепах, датчанин строит насилие на контрапунктных столкновениях. По одну сторону – романтика, любовные чувства, светлая и конформная жизнь героя, по другую – перехлест, избыточные изуверства и слепая ярость в ночи. Справедливо, что сцену прощального поцелуя в лифте, после которой Водитель свирепо расправляется с членом мафии, можно назвать творческим кредо Рефна. Нежность, меланхолию и романтику, почти что девственно-наивную в своей красоте и магии, фильм почти по щелчку сменяет противоположным, брутальным регистром. Для датчанина только в контрастах, где соприкасаются альфа и омега, две крайности визуальных и чувственных эстетик, достигается искомый эффект и нащупывается нерв истории.
Тем не менее «Драйв» заявляет о возвышенном – настоящие чувства и мотивации рисуются через перехлест. Если насилие как поэзия – эка невидаль (еще со времен античных мифов и трагедий), то Рефн предлагает поэтизировать вообще все: и повседневные труды каскадера, и поездки по ночным эстакадам Лос-Анджелеса, и даже возню в автомастерской. Так, пользуясь сюжетом о крутом гонщике и грабителях – по сути, привычным жанровым палпом Голливуда, – Рефн интонационно вытягивает ленту до высокого арт-фильма и примиряет, кажется, всех зрителей своим феноменом – эстетским боевиком, о котором, прикинем грубо, давно позабыли со времен Майкла Манна.