Рецензия на фильм «Черная книга»

Культовый голливудский режиссер, уроженец Голландии, вернулся на родину, справедливо полагая, что имеет право сказать о своем народе то, что о нем думает. И выбрал не самую славную страницу национальной истории – время немецкой оккупации. Еврейская певица Рашель Стайн (Карис ван Хаутен) попадает в чудовищные переплеты второй мировой, но благодаря своей красоте, уму и нахальству ухитряется выйти сухой не то что из воды, но из моря крови. Мы знакомимся с героиней спустя десяток лет во время урока, который она ведет в израильском кибуце. Поэтому все дальнейшее воспринимается как страшный сон, который никак не дает проснуться. В этом сне, как в волшебной сказке, происходят невероятные приключения, подстерегают смертельные опасности, вершатся страшные злодейства, герои оборачиваются предателями, заведомые негодяи вдруг являют человеческое лицо, почти каждый персонаж оказывается перевертышем. Остается только терпеливо ждать, когда пройдет наваждение и мир опять примет присущие ему гармоничные формы.

"Черную книгу" стоит дочитать до конца, но на этом пути можно споткнуться. Во время пресс-показа наиболее чувствительные журналисты выбегали из зала, чтобы пропустить сцены гестаповских пыток, однако они рисковали не увидеть самого главного, гораздо более принципиального для этого фильма, чем его бутафорская жестокость. Пол Верховен – непревзойденный мастер непристойного. Когда героиня в целях конспирации красит "под блондинку" волосы на лобке, непристойной выглядит не демонстрация интимных частей, а выражение невинности на лице Рашель. С таким выражением действуют все великие соблазнительницы из фильмов Верховена, включая Шарон Стоун в знаменитой сцене полицейского допроса в "Основном инстинкте" /Basic Instinct/ (1992). Подозреваю, сцена выглядела бы еще пронзительнее, если бы госпожа Стоун была голландкой.

В Голландии вы почти не увидите занавесок на окнах. Протестантская мораль велит показывать всему миру, что "нам нечего скрывать": апофеоз этого принципа – амстердамский "розовый квартал". Голландцы, мягко говоря, экономны: семья из анекдота наполняет ванну, в которой моются сначала дети, потом папа с мамой, потом, в той же воде, парализованный дедушка, в таком же порядке семейство справляет нужду, прежде чем спустить воду из унитаза. Почти про каждый народ можно рассказать пару-тройку столь же характерных прелестей, но голландцы хороши тем, что и их охотно выставляют напоказ. Грубый, физиологичный, но чрезвычайно меткий юмор – конек Пола Верховена, принесший ему титул главного национального режиссера и позволивший влить струю едкой мочи в стерильный голливудский мейнстрим.

В "Черной книге" режиссер предпринимает обратный ход: он с размаху накидывает на типично европейскую историю военного абсурда пышную мантию голливудского боевика с рекордным для маленькой Голландии бюджетом в 20 млн. долларов. Не сказать, чтобы операция произведена была без изъянов, иногда складки на мантии оказываются чересчур жирными, а "европейская" грубость оборачивается натуралистической вульгарностью. Однако если не все, то почти все режиссеру Верховену приходится простить не столько за талант, сколько за трезвый язвительный ум. Все голливудские истории про холокост на фоне "Черной книги" смотрятся гораздо более сказочными и в конечном счете непристойными. Из них всегда выпирает либо чрезмерная осторожность, либо невольный пафос. Даже Роман Полански ("Пианист" /Pianist, The/ (2002)) и Стивен Спилберг ("Список Шиндлера" /Schindler's List/ (1993)) стоят перед темой на цыпочках, глубоко вдохнув и боясь шевельнуться: шаг вправо, шаг влево – расстрел. Пол Верховен же со своей голландской непосредственностью решительно выпускает воздух и издает неприличный звук.

В "Черной книге" каждый, кто выжил, в той или иной степени оказывается виноват. Самые большие негодяи в фильме – не нацисты (некоторые из них даже не чужды романтике), а голландцы, делавшие вид, что спасают евреев, а сами сдававшие их оккупантам, за что получали часть их богатств. Даже лучшие из подпольщиков убеждены, что спасение тридцати евреев вряд ли стоит жизни одного голландца, а лица победителей, которые вершат суд над якобы предателями, вываливая на Рашель бак с дерьмом, похожи на рожи Босха.

Самый неполиткорректный наезд на "историю спасения евреев" после "Лили Марлен" /Lili Marlen/ (1980) Райнера Вернера Фассбиндера.