Рецензия на фильм «Вавилон»

Однако какой рывок: каких-то шесть лет назад «Сука любовь» /Amores perros/ (2000), первая картина совсем тогда еще молодого мексиканского режиссера, попала в оскаровскую номинацию как "лучший фильм на иностранном языке". И вот теперь Иньярриту претендует на главную американскую награду уже в основной номинации, англоязычной. Причем аж в семи категориях. Кроме того, перед его напором не устоял и Канн, где Иньярриту получил приз за режиссуру. Впечатляющая карьера, ничего не скажешь…

За одним, пожалуй, исключением: "Сука любовь", витальная, оглушающе прекрасная и одновременно неизбывно горькая поэма о Мехико и его обитателях, в сто раз органичнее, нежели «Вавилон» /Babel/ (2006). О промежуточной части триптиха, картине «21 грамм» /21 Grams/ (2003), снятой уже в павильонах Голливуда, и говорить не стоит. Из всей трилогии, которую, как выяснилось, хитроумный идальго Алехандро Гонсалес Иньярриту задумал давным-давно, "21 грамм" действительно самый "промежуточный" фильм. Да и сам Иньярриту, чувствуя "сердечную" недостаточность этой картины, как-то обмолвился, что, дескать, съемки, проходившие на чужом языке, были для него во многом "неестественными".

По поводу "Вавилона", картины еще более неестественной, эдакой глобалистской мелодрамы с привлечением беспроигрышных голливудских "верняков" и Брэда Питта, Иньярриту деликатно помалкивает. Во всяком случае на пресс-конференции в Канне – видимо, предчувствуя успех, – он принимал журналистские восторги со снисходительностью небожителя. Что и говорить – от нынешнего Иньярриту, который, между прочим, сильно изменился и внешне, таких откровений трудно ожидать. Прежний толстячок этнической наружности ныне остепенился и "огламурился", превратившись в рекламного мачо, приватизированного Голливудом "латинского любовника", который, по-видимому, теперь поставит на конвейер свой магический дар, стараясь адаптировать его к американским условиям и астрономическим вложениям.

Правда, ничего не дается даром: освоение больших бюджетов сыграло с Иньярриту злую шутку. Вместо сугубо авторского кино, которое он задумывал, на выходе получился чисто продюсерский проект, амбициозный и якобы всеохватный – эдакая сага о месте и времени, меняющихся, по мысли автора, местами. В пространство марокканской пустыни, живущей по законам чуть ли не XII века, врывается так называемое Новое время – в лице двух американских туристов, которых изображают Бланшетт и Питт. Именно здесь, посреди первозданных и кажущихся безопасными пейзажей, героиню Бланшетт настигает шальная пуля: виноваты арабские мальчишки, заигравшиеся в метких стрелков.

Дело осложняется побочным сюжетом, мексиканским. Пока, стало быть, супружеская пара из Америки путешествует, их дети, оставленные на попечение няни, чуть не погибают на границе Штатов и Мексики. Безответственная мексиканка решила взять их с собой на свадьбу к сыну, для чего понадобилось нелегально пересечь границу, потом бежать от полицейских, потом ночевать под открытым небом. И так далее и тому подобное. А пока суд да дело – Брэд Питт красиво страдает, Кейт Бланшетт мучительно умирает, – в далекой Японии разворачивается своя драма. Глухонемая японская девочка-подросток, потерявшая мать, терзается где-то далеко в Токио: как водится, от непонимания и одиночества. Японский сюжет тоже каким-то чудодейственным образом введен в ткань повествования. Речь, кажется, идет о той самой роковой винтовке, из которой была ранена американка и которую отец глухонемой девочки когда-то подарил знакомому марокканцу, а уже потом она попала в руки отца мальчишек-арабов. Эту последнюю "японскую" натяжку, без коей вполне можно было бы обойтись и не связываться с трудными съемками в Токио, Иньярриту объясняет, как всегда, философски. В том духе, что все мы, жители планеты Земля, связаны между собой незримыми нитями, все мы одиноки, несчастны и чуть что – страдаем. (Особенно, видимо, тогда, когда выстреливает японское ружье – и надо же, прямо у тебя над ухом.)

И все бы, как говорится, ничего, если бы не определенный тайный умысел, расчет на кассу, на некий универсализм, который отчетливо чувствуется в сценах, где участвуют Брэд Питт и Кейт Бланшетт, всесветно знаменитые голливудские монстры. Непреодолимый пиетет, который "провинциал" Иньярриту испытывает к этим суперзвездам, к сожалению, проникает и на съемочную площадку. Изображая американскую пару, путешествующую по арабскому Востоку, Кейт и Брэд, сами того не желая, оказывают на непрофессиональных исполнителей гипнотическое действие. Как сказал парень, игравший в картине гида, не актер, а "типаж", выбранный чисто случайно из толпы статистов: ах, дескать, какое счастье оказаться вблизи столь блестящих персон! Мол, они не такие, как мы, и живут не так, как мы (ясное дело, в роскоши и неге), а вот поди ж ты – относятся к нам как к равным. При том, что и Кейт, и Брэд играют очень хорошо, даже отлично, их присутствие в аутентичной среде марокканской пустыни – с ее первозданной пылью, жарой, грязью, с ее настоящими, а не придуманными людьми – выглядит, мягко говоря, натяжкой. Эдакий рояль в кустах, цветок в пыли, парочка бриллиантов в грубой оправе. Насчет бриллиантов, правда, трудно сказать – драгоценной здесь выглядит как раз среда обитания, которую Иньярриту блестяще освоил, работая в сорокаградусную жару с непрофессиональными актерами в условиях, максимально приближенных к боевым. И если Кейт Бланшетт довольно реалистично изображает физические страдания, то Брэд Питт, бедняга, то и дело выбивается из колеи.

Забавно, но, видимо, само название картины сыграло с Иньярриту дурную шутку. Как известно, многоязычие, если верить библейской легенде, возникло при строительстве Вавилонской башни: разгневавшись на людей, вознамерившихся при помощи своего строения достичь неба, Бог разъединил их, заставив говорить на разных языках. Возможно, строгий мексиканский Бог, наделивший Иньярриту магией воображения и вдохнувший в него искру таланта, тоже разгневался на своего подопечного, вознамерившегося покорить голливудский олимп…

Ибо "Вавилон" распадается на несколько не связанных между собой фильмов. Мексиканская новелла – с неподражаемым Гаэлем Гарсиа Берналем – так и дышит прежней чувственностью, эмоциональной заряженностью; об арабской мы уже рассказали; японская сделана технически очень чисто, высокопрофессионально, напоминая, тем не менее, среднестатистический японский фильм.

Но тогда почему же все так восхищаются картиной, выдвигая ее в лидеры арт-хитов года? Видимо, потому, что Иньярриту при всех своих недостатках сумел вдохнуть в широкомасштабный голливудский проект свою знаменитую витальность, незаемную чувственность. Что есть, то есть: "Вавилон" смотришь с непреходящим интересом, восхищаясь мастерством автора, его умением подчинить себе все элементы киноязыка, от музыки до костюмов. Недаром в команде "Вавилона" работали сплошь оскароносцы – художник, монтажер, композитор.

Качественный продукт, ничего не скажешь. Большое кино. В отсутствие подлинных шедевров на мировом рынке "Вавилон" может вполне сойти за таковой. Если особо не придираться, конечно.