Историко-романтический боевик об Отечественной войне с приличным экшеном, пошлыми диалогами и оскорбительными для мифа о Василисе Кожиной сюжетными ходами
Провинциальная Россия начала XIX века. Гусар Иван (Дмитрий Соломыкин) так сильно любит дворовую девку Василису (Светлана Ходченкова), крепостную своего соседа, что обещает выкупить ее, дать ей вольную и жениться на ней. Девушка отвечает ему взаимностью, но до конца не доверяет. Когда Василиса видит Ивана с невестой-дворянкой, навязанной ему матерью, она от обиды отвечает на ухаживания сельского старосты (Игорь Черневич) и выходит за него замуж. Так и не женившийся Иван уезжает в полк и вскоре отправляется на войну с Наполеоном. Когда французы доходят до его родных мест, они убивают мужа Василисы, и разъяренная женщина поднимает односельчан на партизанское восстание.
Как известно всем, кто интересуется русской историей XIX века, старостиха Василиса Кожина – мифический персонаж. Документальные сведения о ней отсутствуют, и мы не можем быть уверены даже в том, что такая женщина существовала. А если она все же была, то она определенно не командовала партизанским отрядом (это делал ее муж-староста) и не получала от государства наград и денежного пособия. Это позднейшие домыслы, вписанные в официальную историю во времена, когда модно было подчеркивать крестьянский героизм и смычку армии, народа и государства. Кроме того, единственное мало-мальски достоверное свидетельство о Кожиной описывает, как Василиса убила безоружного и связанного пленного за то, что он отказался идти под женским конвоем (Кожина вела французов, пойманных ее односельчанами). Отнюдь не тот момент, который хочется вписать в героическую историю страны.
Но что плохо для историка, то превосходно для сценариста. Если Кожина миф и если о ней известно только, что она была сельской старостихой в 1812 году, то в сценарии написать о ней можно что угодно. Лишь бы было увлекательно и лишь бы соответствовало духу чрезвычайно значимого для России мифа о том, что, когда на нас нападает враг, герои у нас находятся повсюду. Даже среди крепостных женщин, привычных к покорности и мрачному смирению.
Отдадим должное авторам «Василисы» – они пользуются своей творческой свободой на всю катушку. Их Василиса – не грузная немолодая женщина с известной картины Александра Смирнова, а тридцатилетняя «тростинка» Светлана Ходченкова, которая свободно говорит по-французски, крутит любовь с соседским барином и даже покоряет сердце расквартированного у ее хозяина французского офицера (на сей раз – без всякой взаимности). Также у нее сложные отношения с сестрой и с нелюбимым мужем. Раскатали губу в ожидании военного блокбастера? Закатывайте ее обратно – экшена в «Василисе» сравнительно немного. Как честно сказал режиссер Антон Сиверс, представляя фильм на премьере, это прежде всего история любви мужчины и женщины – любви, которую герои проносят через все мирные и военные испытания.
Критиковать за это «Василису» рука не поднимается. Понятно, у нас тут не Голливуд и не СССР – средств на полтора часа исторического экшена у продюсеров нет. А так как фильм об Отечественной войне без гусара – деньги на ветер, то сосредоточенность картины на романе Ивана и Василисы и на прочих «мыльных» перипетиях была практически неизбежной. Скажите спасибо, что экшен в фильме все же есть, что он достаточно разнообразный (военное сражение, партизанский налет, сабельная дуэль…) и что его больше, чем в первой серии «Сойки-пересмешницы»!
Но если сюжетное устройство «Василисы» можно оправдать, то ее пошлейшие и фальшивейшие диалоги – преступление без оправданий. Равно как и то, что лента тратит слишком много времени на мирные события. Все-таки в фильме о войне с Наполеоном французы не должны отсиживаться за кадром.
Нелепа и свадьба Василисы в том возрасте, в каком крестьянки считались «старыми девами». Сиверс запихнул в действие маленького Пушкина (в паре сцен действие переносится в Царское Село) и процитировал его стихи, но не вспомнил знаменитое место из «Онегина», где няня рассказывает о своем замужестве: «Мой Ваня моложе был меня, мой свет, а было мне тринадцать лет». Можно поверить, что Василиса говорит по-французски (мало ли чему от скуки учили дворовых!), но невозможно поверить, что ни она, ни ее сестра-ровесница в начале картины не замужем. По крайней мере они должны были быть вдовами.
Главная проблема фильма, однако, в его кульминации. Как уже говорилось, сценарист, адаптирующий исторический миф, может придумывать какие угодно сюжетные усложнения, но он не вправе перевирать идейную суть легенды. Если только не готовит ироническое или контркультурное кино. Суть мифа о Кожиной в том, что простая женщина оказалась талантливым военачальником, Чапаевым в юбке и платочке. А что же в фильме? В фильме Василиса подчистую проигрывает свое главное сражение (французы при этом показывают себя «настоящими мужиками»), попадает в плен и становится «девой в беде», которую в финале вызволяет любимый гусар, оказывающийся истинным героем повествования. Так на кой же называть картину «Василиса»?! Любовь любовью, но почему нельзя было придумать сюжет, в котором партизаны и гусары одерживают победу вместе и на равных?
И, кстати, почему Василиса предстает еще и дурой, вторично доверяющей французскому офицеру после того, как он нарушает данное крестьянам слово? Героиня вроде Кожиной в этом месте должна была придумать «хитрый план», контрловушку на французскую ловушку. Но экранная Василиса слишком тупа для такого сюжетного поворота. Вот спасибо за такую «народную героиню»…