Кино по имени Кустурица

Медленно, но верно мир завоевывает самый необычный из современных кинорежиссеров. Он пугает метражом своих картин – меньше двух с половиной часов не получается. Он путает все зрительские стереотипы абсолютной, почти сюрреалистической свободой обращения с материалом – пересказать сюжеты невозможно, но невозможно и оторваться от экрана. Со времен Феллини мы не видели кино столь колоритного, где каждый кадр сверхплотен, каждый – отсюда и в вечность. Но даже у Феллини не было кино такого земного, где мизансцены не выстроены изощренно и остроумно, а словно бы сами выросли, бурно и бессистемно, и теперь буйствуют, сорвавшись с цепи и ломая все логические связи. Не было кино такого витального, где жизненные силы распирают героев, как образы распирают автора. Эти картины – оживший Брейгель, и в них не персонажи фильма, а целое народонаселение – мир, куда нам прорубили окно. И только вдумавшись, понимаешь, как хореографически точно выстроен этот мир, как вовремя вбежит в кадр стадо гусей, ввинтится невесть откуда взявшаяся карусель или проплывет в волнах Штрауса пароход-мечта.
Эмир Кустурица – пароль, на котором чем дальше, тем чаще объединяются зрители. Это он извлек искусство Югославии из черной дыры, он же заразил собратьев по национальному кино своей жизненной силой. Как часто бывает, мощная творческая личность немедленно породила магнитное поле, оно стягивает к себе таланты. Так что сегодня можно говорить о югославском кино как об одном из интереснейших художественных явлений Европы и мира.
Через десять лет после "Времени цыган", своего первого международного триумфа, после политического трагифарса "Андеграунд", озвученного цыганскими мелодиями, Кустурица вернулся к этому странному вольному племени – по его словам, словно между небом и землей живущему – в новой картине "Черная кошка, белый кот". Она ужасно смешная. Смешно все – и случайные эпизоды (а случайным кажется каждый), и лейтмотивы (свинья поедает старый автомобиль, кошки переводят сложные людские страсти в простые физические действия), и построение кадра (бесконечный абсурдный калейдоскоп), и фонограмма (огневые цыганские ритмы плюс общий галдеж). Топочут гуси, звонят мобильники, люди бегут с собственной свадьбы, проваливаются в сортир, стреляют напропалую просто для шутки, умирают и оживают обратно, с пением выдирают гвозди задницей, топят в Дунае стиральные машины – это комедия, которая была бы эксцентричной, кабы не выросла из быта, чем-то и нам родного. Абсурд вообще сближает народы и государства.
Феллини я помянул не случайно – сам Кустурица его откровенно цитирует в эпизоде "гарема", есть и своя Сарагина. Но то, что у итальянского маэстро было смешной грезой, здесь прекрасная явь. Подозреваю, что оба режиссера взошли на одних дрожжах, и это значит, что кино продолжается.
Цыганская вольница и живописность Кустурице дороги еще и потому, что нет народа, который простодушней сочетал бы искренность с хитрованством и донкихотство с расчетом. Кустурица вводит эти истины в фильм столь же и расчетливо и простодушно – Дон Кихот и коротышка Дульсинея возникают, как и Феллини, практически цитатно, а любовь постоянно оказывается важнее денег.
А сам сюжет значения не имеет. Потому что если выразиться высокопарно, то сюжетом здесь сама жизнь. А если критиканствовать, то можно отнести отсутствие внятной фабулы к недостаткам. Но это не так. Этот тот нечастый случай в кино, когда фабула и впрямь не нужна – коллизии с цыганскими баронами, спекуляцией газом и матримониальными страстями просто неспособны оттянуть наше внимание от цветастого, как цыганский платок, людского калейдоскопа. При том, что лирическая история про любовь семнадцатилетнего Заре к белокурой Иде обезоруживающе чиста и трогательна, а сами коллизии почти всегда запредельны и душераздирающи. Человек умирает, а тут свадьба, нельзя срывать мероприятие, человека придавливают льдом, возня с трупом кощунственно смешна. И хотя юмор фильма часто опускается до нужника и ниже, сам фильм просто неспособен быть низким, или безвкусным, или скабрезным. Он – соленый, ядреный, без экивоков и цирлих-манирлих – настоящий.
Его жизненная сила заразительна. Его мир – без комплексов. Америке такое кино не под силу – кишка тонка. А в Европе сейчас – время цыган, небу жарко!