Квентин Тарантино, празднующий свое 61-летие, — плоть от плоти 70-х. Это подтверждает поэтика его фильмов, вкусовые предпочтения, а также богатый зрительский бэкграунд, который кинематографист с чуткостью и любовью отобразил в книге «Киноспекуляции». В своем нон-фикшен-хите Тарантино выстроил целый сборник рецензий на наиболее пленительные фильмы детства: те, которые смешили его, восхищали, шокировали, а порой оставляли пространство для дискуссий и въедливых разборов. Мы пошли по следам «Киноспекуляций» и вспомнили о картинах, которые Квентин не обделил словом.
Мизантропичный триллер Мартина Скорсезе произвел неизгладимое впечатление на юного Квентина — к главному хиту 70-х он возвращался не раз. В «Киноспекуляциях» Тарантино живо комментирует фильм и находит много неочевидных нюансов: что сценарий Пола Шредера о таксисте-мстителе, например, повторяет линию героя Джона Уэйна из «Искателей» (если персонаж Роберта Де Ниро воспринимает темнокожих как злодеев и преступников, то Итан из «Искателей» точно так же относится к племени команчи).
Тарантиновские воспоминания о «Таксисте» невероятно живы и богаты: он подмечает, что хита не существовало бы без соответствующей моды на тему «фильмов о мстителях» (и тут же приводит в пример «Жажду смерти» 1974 года с Чарльзом Бронсоном), рассуждает, что Трэвис Бикл на самом деле во Вьетнаме не воевал (и все выдумал), и с удовольствием описывает, как хохотал со всем залом на первом сеансе. Герой Де Ниро ведет девушку в порнокинотеатр, выстригает себе ирокез и угрожает недругам стойкой из карате — при всем мраке происходящего в фильме, Тарантино находит интересный угол, чтобы посмеяться. А то и более, он пишет, что в далеком 1976 году над «Таксистом» зрители буквально хохотали.
Мы знаем, что Тарантино — изумительный постановщик и внимательный зритель, а теперь и первоклассный рецензент. Один из лучших отзывов Квентин оставил на полицейский триллер «Буллит» со Стивом МакКуином. Тарантино восхищался МакКуином и перво-наперво тем, как актер умел выбирать себе роли. «Буллит» — картина о крутом копе, ведущем охоту на убийц ценного свидетеля, — вышла во времена, когда полицейские отнюдь не пользовались популярностью: 60-е были десятилетием хиппи. Но МакКуин, как метко подмечает Квентин, сделал лейтенанта Фрэнка Буллита своим для молодежи, вместо унылого чопорного мужчины в костюме предложив современного и стильного жителя Сан-Франциско. Тарантино довелось увидеть эту ленту еще в кинотеатре, и, упустив сюжет (он путаный и вовсе не обязательный), будущий режиссер запомнил главное — улетную автопогоню на Ford Mustang. «И нам плевать, потому что смотрится все это кайфово» — замечательный подытог для фильма, в корне изменившего жанр полицейского триллера. И карьеру Стива МакКуина, надо сказать, в том числе.
«Если бы "Грязный Гарри" был боксером, то он был бы Майком Тайсоном на пике формы» — так звонко Тарантино характеризует фильм Дона Сигела. Культовый боевик с Клинтом Иствудом в роли беспринципного копа для Квентина повод не только поговорить о художественных качествах (особенно он отмечает Эндрю Робинсона в образе маньяка Скорпиона, да и мастерство Сигела — настоящего «хирурга насилия», который умеет ставить эпизоды чрезвычайной жестокости), но и раскрыть неоднозначный политический подтекст. Для Тарантино история о суровом копе-расисте, способном есть хот-дог и одновременно стрелять в грабителей, — это реакционный месседж Америке, которая предпочла хилые либеральные институты реальной борьбе с преступностью. «Грязный Гарри» был нужен поколению Второй мировой и завзятым консерваторам, чтобы показать — у мира еще остались герои, способные очистить улицы от криминального засилья, не сюсюкаясь с бандитами, по старым добрым принципам силы и правды (а не права). Как тонко замечает Квентин, именно с «Грязного Гарри» началась легитимация полицейского «добра с кулаками», а с образа психопата Скорпиона — современных серийных киноубийц.
Еще один хит 70-х, еще один фильм о мести и еще один киноартефакт, о котором Тарантино рассказывает взахлеб и с упоением. «Гремящий гром» Джона Флинна фокусировался на истории майора ВВС (Уильям Дивейн), который возвращался в мирную жизнь после войны во Вьетнаме и мстил грабителям, ворвавшимся в его дом и убившим жену и сына. Хладнокровный герой хватает ружье и заручается огневой поддержкой сослуживца, отправляясь на кровавую бойню в бордель, — вот, по признанию Квентина, рецепт идеального досуга для такого молодого зрителя, как он на момент 1977 года. Более того, 19-летний Квентин был так впечатлен картиной, что разыскал Флинна и взял у него обстоятельное интервью. «Гремящий гром» не только обогатил зрительский кругозор будущего режиссера, но и подтолкнул к психологическому анализу жанровых фильмов: Тарантино не скрывает, что именно эта хлесткая картина помогла ему развернуть первые теории на поле кинематографа 70-х.
Семидесятые были временем провокационных, а подчас и шокирующих фильмов. Тарантино любит рассказывать о своей синефильской привилегии детства — он мог смотреть жуткие ленты для взрослых и потом восторженно хвастаться сверстникам. Вместе с «Дикой бандой», просмотренной на том же сдвоенном сеансе, «Избавление» Джона Бурмена станет для Квентина одним из тяжелейших впечатлений детства. Фильм рассказывал о мужской компании, решившей отдохнуть в лесной глуши и пуститься в сплав на каноэ. Но вместо обычных неприятностей, которых ожидаешь в такого рода фильмах, будь то климатические условия, трудности на порогах реки или внутренний конфликт героев, здесь предложен такой ход, от которого и впрямь отвисает челюсть. Герои встречаются с местной деревенщиной, которая вооружена двустволками и намерена надругаться над городскими жителями. В 1972 году Тарантино был напуган бездумной жестокостью ленты, сценой изнасилования и самим образом деревенских аборигенов — таким будничным и реалистичным. Если после «Челюстей», как справедливо замечает Квентин, люди побаивались купаться в море, то после «Избавления» впечатленный мальчик наотрез отказывался от лесных походов.
Фильмы Сэма Пекинпы были для юного Квентина своеобразной инициацией в мир кино. Знакомство не ограничилось «Дикой бандой»: в 1972 году будущий режиссер до дыр засматривал новую работу режиссера — криминальный боевик со Стивом МакКуином в главной роли. Сюжет хорошо вписывался во вкусовые пристрастия Квентина хотя бы тем, что здесь было много бездумного спазматического насилия: грабитель Док (Стив МакКуин) выходит из тюрьмы за особую услугу — ему поручено обчистить банк, а затем стать жертвой подставы от рук своего же босса. Но Док быстро смекает, к чему идет дело, и вступает в конфликт со всеми, от полиции до нанимателя. Тарантино с явным восторгом относится к жанровым режиссерам 60-70-х — и Пекинпе в том числе. Опереточная жестокость, старомодная брутальность и страсть к сюжетам об ограблении — этот набор не мог не сказаться на поэтике Тарантино уже во времена «Бешеных псов». Сам Квентин признается, что смотрел фильм многократно и даже обзавелся 35-миллиметровой копией в старом добром формате Technicolor.
Не мог Квентин оставить без внимания еще один важный фильм эпохи — детективную драму Пола Шредера, или, как называет он сам, «экскурсию в мир порнографического Лос-Анджелеса 70-х». В «Жесткаче» Джордж К. Скотт играет убежденного кальвиниста, пытающегося найти пропавшую дочь. По необъяснимым причинам она попадает в мир грязного порнобизнеса, а отцу приходится самолично спускаться в темные подполья греха, чтобы ее вызволить. Ленту Шредера любят за аутентичный антураж эпохи, с которой фильм недвусмысленно прощается (впереди 80-е и пора видеокассетных фильмов для взрослых): неоновые огни, порнокинотеатры, массажные салоны, откровенные журналы и кустари, снимающие пошлые поделки на 8-миллиметровые камеры, — вот что делает этот спуск незабываемым. Но Тарантино не был бы собой, не предложи он резкую, необычную точку зрения: культовый «Жесткач» ему скорее кажется неудачей. Сюжетные «рояли в кустах», неумение Шредера работать с жанровыми фильмами и заваленная кульминация превращают «Жесткача» в «липовую морализаторскую шнягу». Наше дело — пересмотреть взгляд на фильм или в кои-то веки решительно отмахнуться от тарантиновского прочтения.
Тарантино периодически сравнивают с Брайаном Де Пальмой и видят сходство в использовании киноприемов. И по «Киноспекуляциям» легко заметить, как хорошо Квентин понимал природу его картин. Анализируя «Сестер» — первый фильм, открывший Де Пальме дорогу в коммерческое кино, — Квентин замечает, как тот умело использует технику Альфреда Хичкока и стиль Дарио Ардженто. Де Пальма — не фанатик кино (к которым, например, относились такие герои эпохи, как Мартин Скорсезе и Питер Богданович), а словно человек науки, которого интересуют кинематографические методы и способы воздействия на зрителей. В сюжете о журналистке, наблюдающей за убийством в окне напротив, Квентин видит «первую зарубку Де Пальмы на пути подражания Хичкоку». Будущий автор «Убить Билла» и «Криминального чтива» признается: «Сестры» поставили и его на путь сложных, тщательно отрепетированных сцен-аттракционов, например, с приемом поликадра (в картине Де Пальмы сдвоенный экран играет важную роль в создании напряжения). Плоды въедливого интереса к Де Пальме мы увидим в «Убить Билла» и «Джекки Браун» (и там и там есть сцены с разделением кадра). Квентин нисколько не преувеличивает, говоря, что мастер американских триллеров захватил его внимание с детства.
Поколение 60-70-х выросло на фильмах о тюремных побегах (вспомнить можно «Большой побег» и «Хладнокровного Люка»). Тарантино с большим вниманием изучал картины, посвященные пенитенциарным учреждениям: от полудокументального «Бунта в 11-м блоке» Дона Сигела и до пустякового эксплотейшна «Страсти за решеткой» Джонатана Демме. В «Киноспекуляциях» Квентин называет Сигела подлинным мастером категории Б. Именно на него, занятого в 1979 году «Побегом из Алькатраса», свалилась ответственная задача — подтвердить звание сильнейшего жанрового режиссера эпохи, попутно доказав, что его дуэт с Клинтом Иствудом (они уже работали над «Грязным Гарри») — не творческая случайность, а самая настоящая химия. Реальная история о том, как заключенные бежали из изолированной островной тюрьмы в заливе Сан-Франциско, Тарантино показалась примером неповторимого сотрудничества большого актера и режиссера, а сам Иствуд в роли преступника, колупающего стенку для будущего побега, казался «гигантом, вышедшим из-под резца Родена». Еще один важный бонус: раз Квентин собаку съел на тюремных фильмах, то его похвала «Побегу из Алькатраса» имеет высокую ценность: в ленте Сигела, пишет он, нет какой-нибудь фантастической аферы — все построено на исключительной реалистичности.
Ностальгия по слэшерам — еще одна стихия, которой Квентин отдается без остатка. Его детство проходило под каскадом жутких ужасов Тоуба Хупера и глянцевых страниц журнала «Фангория». И этот вроде бы совсем пустяшный слэшер о молодежи, отправившейся гулять по бродячей ярмарке, впечатался в память будущего режиссера. «Смертельная забава» обладает неуловимой энергией: там есть и обманчивая простота сценария, и нелепый работник цирка в маске Монстра Франкенштейна, и дух самозабвенной пародии, который Тарантино (тоже любитель кивнуть старому кинематографу) улавливает на раз, вспоминая об отсылках к «Психо». Для преданного фаната жанра схема действий проста: зачитываться всеми интервью, которые дают режиссеры хорроров, каждую неделю гонять на премьеру в кинотеатр или ближайший драйв-ин, ну и главное, не забывать, что фильмы ужасов — это всегда безумно весело. Об этом Квентин, в частности, и пишет, проходясь по ранним хоррорам Хупера – и он с теплом вспоминает свой поход на его «Смертельную ловушку» 1976 года.