Интервью с Андреем Смирновым

Фильм называется «Жила-была одна баба» (2011). Это роман, народная драма, история крестьянки – бабы и четырех ее мужиков. Начинается в 1909 году со свадьбы: героиню из бедной семьи выдают в богатую. Все действие происходит в глухой тамбовской деревне. А кончается в 1921 году при разгроме Красной армией известного крестьянского восстания, антоновщины так называемой. В картине почти 200 актеров, ни одного интеллигента, глухая тамбовская деревня.

От замысла до готовой картины прошло без полугода 25 лет. Последние свои кадры я снял в 1979 году, решил, что с меня хватит. И режиссуру бросил. А в 1987 году, в декабре, когда уже запахло отменой цензуры, и возможность такой картины стала реальностью, я вскочил среди ночи и написал в дневничке, что можно попробовать заняться тамбовским восстанием. Это очень важная история. В 1917 году 83 процента российского населения относили себя, по переписи, к крестьянскому сословию. На самом деле их было больше, потому что много было сезонных рабочих, которые зимой работали в городе, а с началом пахоты уходили в деревню на весь цикл работ, до сбора картошки, обмолота зерна. А на Покров, в начале октября, справят свадьбу – и обратно в город. Крестьянская страна.

На мой взгляд, секрет нашей сегодняшней жизни лежит там, ведь большевики при помощи террора изменили лицо России. При ближайшем рассмотрении оказывается, что в результате октябрьского переворота (который Ленин называл революцией, а на самом деле это, конечно, контрреволюция) ни один класс – ни помещики, ни капиталисты, ни аристократия, ни буржуазия, ни дворянство в целом – не пострадали так, как пострадали два важнейших класса – крестьянство и духовенство. Оба эти класса Ленин ненавидел всей силой свой мелкой души. Попов погибло страшное количество уже в первые годы революции, тысячи – страшные цифры. Были казни, их распинали, прибивали к воротам гвоздями, отрезали уши, носы, варили в кипятке… Просто ад кромешный. И крестьянство. Как только пошли первые грабившие крестьян продотряды, начались восстания. А недавно созданная ВЧК уже в феврале 1918 года только по шести губерниям, которые контролировали большевики, дает 418 вооруженных восстаний.

Тамбовский узел просто самый яркий. Тамбов – это самая плодородная почва на земле. Кубометр тамбовского чернозема в 1906 году был помещен в Парижской палате мер и весов как самая плодородная в мире почва. Голод, конечно, все равно бывал, это же так называемая зона рискованного земледелия, в среднем два года из пяти бывают неурожайными. Но детей не ели, такого раньше не было в Тамбове. А в 20-м году большевики не могли справиться с тлеющими восстаниями, назначили разверстку в 11 миллионов пудов, а еще и год был неурожайный, и выгребли фактически все. Ели лебеду, из коры древесной лепешки пекли, детей мертвых ели… А до людоедства не доходило в Тамбовской губернии до большевиков, и, конечно, восстание вспыхнуло. К зиме 1920-21 годов у Антонова было больше пятидесяти тысяч бойцов. Это сравнимо с армией Пугачева.

Я занимался этой историей с 1987-го, параллельно снимался как артист, сценарии писал, преподавал. И читал о крестьянской жизни, об истории Гражданской войны, о Тамбове. Историка покойного, Самошкина, привлек, как главного консультанта. Работа шла медленно. На сценарий ушло почти 10 лет, с перерывами, конечно. Потом три года ушло на поиск финансирования, потому что картина дорогая. А съемки соответственно начались в июле 2008 года. Но мы не смогли летом закончить, пошли дожди, потом была зимняя экспедиция в 2009 и еще съемки летом 2010 года. Потом полтора года – монтаж.

Режиссура – это все-таки ремесло, а ремесло требует упражнения. Помню, третий день съемок, 20 июля 2008 года, город Задонск Воронежской губернии, степь донская, шестьсот человек массовки, вдруг звонок на мобильник – Андрон Кончаловский из Лондона. Мы однокурсники, коллеги, я ценю этого режиссера. «Ну, как?» – спрашивает. Я отошел подальше, чтобы никто не слышал, а кругом степь, июль, все в цвету, цикорий, полынь, берег Дона, вдали монастырь красивый, и я говорю: «Андрюша, я в полной панике. Жуткое говно снимаю, не могу. Вечером смотрю – волосы встают дыбом. И не знаю, чего с этим делать» На что он говорит: «А что ты хотел? Ты сколько лет уже не снимал. Почти тридцать! Чего ты психуешь? Ну, пройдет неделя, войдешь в форму, все будет нормально. Да, слава богу, что ты еще осознаешь, что это говно!» Он меня очень поддержал, я это запомнил. Действительно, прошло еще несколько дней, и я стал чувствовать себя уверенно.