Рецензия на фильм «Банды Нью-Йорка»

В результате "Банды Нью-Йорка" смотрятся так же, как делались: из 168 минут хронометража первые 60 терпишь, вторые 60 спишь, а последние 48 оторваться невозможно.

В общем, местные постоянно били приезжих, а те все приезжали и приезжали. Маленький сын одного из них, убитого главным местным, решил отомстить за папу и, когда вырос, втерся в доверие к убийце. Где же мы все это тысячу раз видали, кончая индийским кино типа "Мститель" и "Месть и закон"? Сюжет несколько осложнен лишь тем, что у сына – роман с любовницей главного убийцы, хотя это мы тоже видали в индийском кино "Любовь – это жизнь" и т.п. Совершенно неважно, что вместо Риши Капура, Шаши Капура и Рекхи перед нами Лео ДиКаприо, Дэниэл Дэй-Льюис и Кэмерон Диаз. Что в них такого новенького, если стеклянный глаз Дэй-Льюиса все равно никогда не переплюнет серьгу в носу у Дхармендры? Важнее, что даже роман начинается на сороковой минуте, то есть и дикие индийские взаимоотношения замедлены до невозможности.

Это важнее, поскольку все странности "Банд Нью-Йорка" связаны именно с режиссурой – не с актерами и не с аферами. Медленность у Скорсезе связана с многофигурностью композиции, в которую входит много разных приезжих бандитов, которые все копошатся, копошатся и копошатся. То есть в каждой сцене присутствует какой-то аттракцион, будь то названия банд, китайские шлюхи или бои без правил до отрезанных ушей в качестве разменной монеты. К сожалению, "за фигуру" запоминается только Макглон (Гэри Льюис), поскольку у артиста просто умное лицо. Остальное по большей части банально, как группа "В". Что мы, опять же, киноэпосов не видали, построенных на "характерологических" аттракционах? А тот же "Титаник", в конце концов?

К тому же копошение еще более замедляется антуражем. Скорсезе, снимавший Нью-Йорк 60-х годов позапрошлого века специально не в нем, а в Италии, на своей исторической родине, решил показать его совершенно придуманно, павильонно. Утрированный свет, утрированный грим, утрированная панорамность вида драк и трущоб, и катакомб, и пожаров – все придает изображению могучую ненатуральность. То есть начальное мочилово может поразить воображение, но именно как "сделайте нам красиво". Нам красиво, когда шилом в печень и сапогом по яйцам, при том что сапоги, шило, розовый снег и многоэтажный притон будут напоминать старый детский английский мюзикл "Оливер!!!".

За два часа успеваешь вспомнить всю историю мирового "попсового" кино и проклясть ее. Тоска зеленая. Кстати, за счет подоплеки событий чисто из американской истории тоска для русской публики ничем не окупается. Но все-таки ты знаешь, что у Скорсезе каждый, кто в принципе смотрит кино, а не шило в печень, всегда найдет, что ему по душе. Один – "Грязные улицы", "Таксиста" и "Бешеного быка", другой – "Последнее искушение Христа", третий – "Эпоху невинности" и "Воскрешая мертвецов". Скорсезе не маленький – сам в курсе, что у него непорядок с ритмом ("Нью-Йорк, Нью-Йорк", "Казино"), но не дурак же он, чтобы не обыграть, как в сотый раз наступает на одни и те же грабли.

Действительно, обыграл. К финалу вся эта Индия с "Оливером" и "Титаником" постепенно становится псевдо-декоративным псевдо-эпосом с псевдо-героями. Все, что "пипл хавает" – Лео, мочилово, экзотика и массовка – нужно было, чтобы сказать мысль. На самом деле Скорсезе эпически снял о том, как снять эпос о том, как цивилизация всех времен зиждется на бандитизме. Эта рамка "снимаемости" должна задним числом отфутболить всю скуку, а останется только, что те, кто приехал в Америку раньше всех, стали аристократами. Те, кто чуть позже – политиками. Еще позже – шерифами и просто "местными", включая главных убийц. Инородцами собственно называют лишь тех, кто приехал последним, или "чья личность не нравится" (негров и китайцев). Но все они сами – неместные, поэтому их закон – дикость.

Дикость как общая мысль Скорсезе о происходящем – в разделке туш и массовых расстрелах, в сексе и памяти, в "отношениях" личных и политических. Когда весь финал снят вовсе не под один "Броненосец "Потемкин", а сразу под многих раннесоветских формалистов – под "Стачку", "Мать" и "Новый Вавилон" – речь идет о раннем совке как символе дикости, как бы она формально ни прихорашивалась. Любое кино – это тоже конфетная обертка. Когда Лео и Кэмерон превращаются в бледные тени, и "такого Нью-Йорка больше не было никогда, и следов от него не осталось" – речь о том, что вот бледные тени – это декорации, массовка и герои.

Скорсезе в конце концов устроил жуткий стеб. Расшифровать его до конца не каждому под силу, поскольку разметка мозгов у Скорсезе – совершенно не наша, нерусская. Но стебное последействие имеет место быть, значит, ноги у фильма растут не из "Рождения нации", а все-таки из "Трехгрошовой оперы".

 

Текст: Екатерина Тарханова