Сугубо негативная и неудачно выстроенная драма о холокосте, которая долго притворяется спортивным кино и намекает, что все европейцы – нацисты
В конце 1920-х тунисский боксер-еврей Виктор «Янг» Перес (Брахим Аслум) переезжает в Париж и вскоре становится одним из самых известных французских спортсменов. В 1931 году он выигрывает титул чемпиона мира, заводит роман с красавицей-актрисой Мирей (Изабелла Орсини), транжирит с трудом заработанные деньги и проводит куда больше времени в обществе девушки, чем в тренажерном зале. Естественно, его спортивные успехи вскоре сходят на нет. Однако настоящие проблемы у Виктора начинаются, когда Германия захватывает Францию и спортсмен из любимца публики превращается сперва в «унитерменша» с желтой звездой, а затем и в заключенного концлагеря Освенцим, где его заставляют драться на ринге с ражими «арийцами».
Скажем прямо: фильмы о холокосте разжигают национальную ненависть. Особенно когда смотришь их в стране, больше других пострадавшей от нацизма, и невольно добавляешь к страданиям персонажей рассказы об ужасах, выпавших на долю твоих родных. Конечно, умом понимаешь, что нынешние немцы имеют мало общего с теми, кто более полувека назад сжигал, травил газом и морил голодом ни в чем не повинных людей, порой новорожденных младенцев. Но эмоции сильнее разума, и когда выходишь из зала после «Списка Шиндлера», «Пианиста» или «Жестокого ринга», очень хочется найти германское посольство и сотворить что-нибудь незаконное. А это, согласитесь, неприятное и пугающее переживание, которому не хочется себя подвергать без особой нужды.
Правда, кино о холокосте обычно снимается не для того, чтобы спровоцировать людей на мстительные фантазии. Как правило, режиссеры оправдывают обращение к этой страшной теме прославлением героев и людей, даже в самых страшных обстоятельствах сохранивших свою человечность: «Свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Так устроен «Список», так устроен «Пианист», и так устроен и тоже основанный на реальных событиях «Жестокий ринг». Но, откровенно говоря, Виктор Перес не кажется персонажем, чей героизм перевешивает и затмевает изображаемые в картине ужасы. В отличие от Шиндлера или футболистов из «Матча», у него почти нет выбора. Как он справедливо замечает в фильме, он выбирает между смертью стоя и смертью на коленях (немцы ждут от него, что он не окажет особого сопротивления, когда его будут избивать на ринге на глазах у всех заключенных). Еще вопрос, какая из этих смертей мучительнее и страшнее! И хотя его поступок (или даже Поступок) все же восхищает, это лишь одна сцена из 100-минутной картины, на протяжении которой Перес ведет себя как неплохой, но обычный и довольно-таки эгоистичный человек.
При этом «разжигание ненависти» в «Ринге» не ограничивается осуждением немцев. Картина подробно освещает предвоенную карьеру Переса не для того, чтобы показать его спортивные достижения (собственно боев в фильме кот наплакал), а для того, чтобы напомнить, что Франция тоже была нацистской страной. Героя, как одновременно африканца и еврея, оскорбляют и унижают и тогда, когда он еще никому не известен, и тогда, когда о нем уже пишут в газетах. И когда Виктор замечает свою бывшую девушку под руку с немецким офицером, это кажется не предательством или коллаборационизмом, а закономерным союзом двух народов, объединившихся на почве самовлюбленности и презрения к «унтерменшам». По крайней мере, так фильм смотрится в России – в родной Франции его, вероятно, воспринимают иначе.
Итак, «Жестокий ринг» 100 минут тычет пальцем в до сих пор не затянувшиеся раны и оттеняет это малоприятное самоуничижение лишь парой героических поступков в самом конце ленты. И, кстати, среди его персонажей нет «хороших» немцев и французов – даже те, кто поначалу ведет себя достойно, на деле лишь используют Переса в своих целях. Что усиливает подозрение, что фильм был снят для разжигания национальной ненависти. А поскольку страдания героя в Освенциме драматически многократно перевешивают все перипетии его карьеры, то посвященные довоенной жизни спортсмена первые две трети картины кажутся затянувшимся, скучным и шаблонным прологом, который легко можно было бы сократить раза в три.
Катастрофический ляп – впрочем, ожидаемый от Жака Уаниша, опытного продюсера, но начинающего сценариста и режиссера. Похвалить же фильм можно только за убедительность Брахима Аслума, за приличную постановку немногочисленных боевых сцен, за неплохое воссоздание атмосферы 1930-х и 1940-х…. И за то, что, когда картина начинает разжигать ненависть, делает она это со знанием дела. К концу фильма в руки так и просится огнемет! Ну или хотя бы булыжник…