Подернутая дымом ритуальных костров поэма Романа Михайлова о лабиринтах жизни.
Цвет молодого российского актерства – Марк Эйдельштейн, Чингиз Гараев, Александра Киселева, Мария Мацель и Илларион Маров – отправляется в Варанаси, древнейший индийский город, чтобы сниматься в новом фильме Романа Михайлова. Ручная камера Елены Метлы начинает фиксировать похождения ребят уже в аэропорту и не отпустит до самого финала. Михайлов лично встречает своих любимых актеров, везет к месту съемок, рассказывая попутно, что два года писал сценарий к будущему фильму, и обещает умопомрачительный кинематографический опыт всем собравшимся. Режиссер ничуть не лукавит: героев действительно ждет полный спектр приключений – от эмоциональных американских горок до околорелигиозного просветления. Правда, фильм, к которому Михайлов столько готовился, так и не будет снят.
Роман Михайлов прошел удивительный путь от математика до кинорежиссера сквозь аскезу и личные медитативные практики, путешествовал по христианским и индуистским сектам и, кажется, в какой-то момент проковырял дырочку в пространстве и времени, сквозь которую видно качественно иное измерение. С тех пор с завидной регулярностью Михайлов подпускает к личной камере-обскуре всех желающих, и никто не уходит обиженным. «Надо снимать фильмы о любви» продолжает традицию предыдущих картин главного метамодерниста России: расширяет границы видимого, погружая зрителей в эфемерный нарратив в свойственной только Михайлову манере – легко, по-доброму и совершенно незаметно для смотрящего.
Выбор псевдодокументального формата кажется логичным развитием идей Михайлова. В одной из сцен он, словно гуру в ашраме, рассказывает актерам, что фильм – не пространство воображения, как литература, поэтому, формируя кинополотно, авторы вынуждены устраивать в нем специальные дыры-ловушки, куда будет проваливаться зритель. Герои завороженно слушают мастера, кивают и сами попадают в ловушки, расставленные режиссером. Марк теряет голову от случайно встреченной в переулке красавицы (Дарья Брюханова) и разрывается между главной ролью в фильме и большой любовью в жизни. Маша, побрившись налысо ради роли, записывает уморительное извинение для театра, в котором служит, признаваясь, что остается в некой общине на неизвестный срок. Чуть позже этот пранк тоже выйдет из-под контроля. Чингизу достается партия трикстера и главного юмориста команды, а Алине (Алина Насибуллина) – немного сердитого голоса разума. Сам же режиссер вновь берет на себя роль отца. Но если в «Поедем с тобой в Макао» Михайлов буквально играл подверженного страстям родителя, то в «Надо снимать фильмы о любви» он отец фигуральный, духовный, несущий мудрость кинематографа своим названным детям.
Важным героем картины выступает и сам Варанаси. Город мертвых, куда стекаются паломники со всей Индии, чтобы омыть тела в священном Ганге, не может не обладать собственным сознанием. Вечная дымка погребальных костров, в которых испокон веков сжигают тела, делает даже цифровую картинку мягкой и зернистой, а багаж тысячелетий задает своеобразное настроение всей истории. По легенде Варанаси основал Шива, бог одновременно и разрушения, и созидания, – и именно такой подход Роман Михайлов применяет к кино.
«Надо снимать фильмы о любви» разрушает заданные в начале установки, ломает привычный нарратив и возводит на осколках нечто новое, вроде бы руководствуясь правилом трех единств, восходящим корнями к самому Аристотелю. Место, время и действие в последнем фильме Михайлова как нигде работают на историю, но благодаря сновидческой природе каждого из компонентов их синтез рождает сказку. А видимая простота сюжета скрывает огромный пласт смыслов: иногда нелепых и забавных, иногда пугающих, а порой ошеломляюще прямолинейных. Такой Михайлов видит жизнь и предельно точно переносит ее на экран.
«Надо снимать фильмы о любви» по праву можно назвать самой понятной и открытой зрителям картиной режиссера. Но в то же время Роман Михайлов совершил серьезный эволюционный скачок, создав большое, сложное и вдумчивое кино в романтической обертке. Обманчиво простое и легковесное, словно пепел, оседающий на берегах Ганга, и, как этот же пепел, наделенное невероятным весом смыслов.