ММКФ-2025: рецензия на фильм «Искупление» — религиозный нуар с Сергеем Безруковым в главной роли

Константин Еронин зарекомендовал себя как режиссер, снимающий черно-белые философские картины. Его «Вдохновение» на прошлогоднем фестивале «Короче» было едва ли не самым пафосным фильмом в программе — не столько из-за формы или содержания, сколько из-за высокопарных и неуместных диалогов. В «Искуплении» реплики стали живее, но общая тональность не изменилась: какими бы выдающимися ни были герои, двигать сюжет одним своим существованием они не могут.

Солдат в исполнении Сергея Безрукова возвращается с полей русско-турецкой войны в родное село — там его не встречают с почестями, а просят скорее разобраться со своими детьми. Дочка солдата — немая девушка (Полина Ватага), а сын (Дан Хазанджи) — паренек со светлой душой, но серьезными отклонениями в развитии. Про нейроотличность на Руси ничего не знали, так что быстро записали отпрысков в бесноватые. А с дьяволом разговор был короткий — уничтожить, и дело с концами. Пока солдата мучает призрак его погибшего друга (Михаил Евланов), местный могильщик (Никита Кологривый) чувствует присутствие бесов, знахарь (Виктор Сухоруков) сходит с ума и говорит о спасении, а по деревне разгуливает сам Сатана (Виктор Михайлов).

Сергей Безруков на кадре из фильма «Искупление»

В последние годы отечественные кинематографисты все чаще обращаются к родному фольклору и истории. Славянская мифология заслуживает масштабных экранизаций, а православные мотивы вдохновляют авторов на новые сюжеты. Выбор Ерониным сеттинга села XVIII века можно попытаться оправдать историческим контекстом: после войны усиливалась религиозная и мистическая интерпретация происходящего, особенно на фоне победы православной державы над мусульманской империей. Такое противостояние подогревало представления о духовной борьбе, в которой дьявол действует через юродивых и еретиков. Сатана в XVIII веке и сам уже воспринимался не как абстрактное зло, а как вполне конкретная сила — персонификация соблазна и греха. Однако подобное восприятие «Искупления» приходится собирать по крупицам, опираясь на теологический контекст: едва ли зритель сможет самостоятельно сплести сюжетные линии воедино.

Никита Кологривый на кадре из фильма «Искупление»

Главная сила и смелость «Искупления» — в его актерском ансамбле. Сергей Безруков, которому не впервой бороться со злом на земле русской, очеловечивает своего протагониста. Если во «Вдохновении» главный герой говорил почти шекспировскими сонетами, то здесь солдату не чужды и разговорные обороты. Образ ветерана скрывает в себе массу вариаций для интерпретации: возможно, его стремление защитить детей от односельчан — это попытка искупить вину за насилие, причиненное на войне, или же очищение от нечисти, которую солдат принес с поля боя. Протагонист напоминает селянина из «Вия»: его столкновение с бесами — не что иное, как проверка на прочность веры. Так и герой Безрукова всеми силами держится за внутренние убеждения: его невротично дрожащий кулак намекает на скрытую боль, а видения погибшего товарища — на не отпускающее чувство вины.

Сергей Безруков на кадре из фильма «Искупление»

Следить за персонажами, которые из раза в раз повторяют одни и те же действия или слова, к середине фильма становится утомительно, а к развязке интерес к происходящему заметно снижается. Вероятно, Еронин сделал ставку на актерский ансамбль, предлагая каждому зрителю выбрать персонажа, за развитием которого будет интересно наблюдать. Сделать Безрукова практически Ван Хельсингом в рубахе — действительно дерзкое решение, но и другие актеры в «Искуплении» играют не менее важную роль. Каким бы противоречивым ни был Никита Кологривый в жизни, на экране его герой удивительно органично вписывается в хтонь русской глубинки. Виктор Сухоруков с ролью бесноватого знахаря становится одной из самых ярких фигур фильма — его точно запомнят любители религиозных фанатиков (или Уиллема Дефо в «Маяке»). Помимо уже упомянутых персонажей в кадре появляются Алина Насибуллина в роли жены могильщика, Кирилл Кяро в образе Голода и рэпер Хаски — в роли Чумы. Пришествие двух всадников апокалипсиса как бы намекает: возвращение солдата — это приход третьего предвестника, Войны, в деревню.

К сожалению, «Искупление» можно ассоциировать с множеством кинолент — и это скорее недостаток. Как бы ни хотелось отойти от сравнительного мышления, Еронин словно собрал свою картину из того, что уже видел сам. Уже упомянутое «Вдохновение» стало почти точной визуальной копией «Маяка» Роберта Эггерса. След американского режиссера заметен и в «Искуплении» — на этот раз узнается «Ведьма», где семью изгоняют из деревни из-за дочери, якобы причастной к дьявольщине. Самой неожиданной параллелью становится творчество М. Найта Шьямалана — без сюжетных поворотов в «Искуплении» тоже не обошлось, хотя поданы они буднично и безэмоционально. При всей замысловатости сюжета, выверенном черно-белом визуале и блестящем актерском составе, «Искупление» все еще общается со зрителем на расстоянии вытянутой руки. Кажется, чтобы разобраться в происходящем, нужно досконально изучать религиозные и исторические пласты. Пока что Еронин оттачивает режиссерские навыки в уже хорошо изученной мифической форме, лишь в финале возвращая черно-белому кадру краски, — и неясно, стоит ли ждать от него чего-то по-настоящему нового.