Удачная драма-расследование об одной из мрачных страниц в истории позднего СССР, чьи события пугающе часто рифмуются с современностью.
1988 год. Учёный Дмитрий Гончаров (Никита Ефремов) работает в исследовательском центре по изучению ВИЧ и уже несколько лет безрезультатно пытается раскрыть глаза чиновникам и простым людям на проблему нового смертоносного вируса. Однако по телевизору говорят, что болезнью могут заразиться только гомосексуалы, бездомные и наркозависимые. А государство публикует фальшивую статистику и почти никак не поддерживает отдел Гончарова.
В это же время в одной из больниц Элисты случается катастрофа. Молодой врач Кирсан Аюшев (Аскар Ильясов) подозревает, что несколько детей-пациентов с неизвестным заболеванием могут оказаться переносчиками ВИЧ. Герои объединяются, чтобы открыть правду всей стране, но снежный ком (само)цензуры на всех парах несётся в их сторону.
История, которая легла в основу «Нулевого пациента», более чем реальная: только имена, детали и характеры переписаны ловкими сценарными штрихами в угоду пущей драматичности. Оттого вдвойне страшно, что об этом роковом случае знают лишь единицы. Трагедия государственного масштаба, связанная с халатностью, а порой и вовсе с сознательным игнорированием проблемы, была мастерски задвинута на задние страницы учебников истории. И даже безмолвные свидетели событий, отвечая на вопросы особо любопытных, скорее всего, пожмут плечами и скажут: «Ну было и было».
Неумение рефлексировать на тему исторических трагедий — один из главных лейтмотивов и идей «Нулевого пациента». Страшно не ошибаться, а биться головой об одну и ту же стену, лишь бы сохранить имидж. Герои Ефремова и Ильясова, впрочем, тоже расшибают лбы, но в их случае это попытка проломить толстые панцири чинуш-бюрократов и обманутой, одурманенной толпы. Из ближайших параллелей вспоминается не только чернобыльская трагедия, но и «канувшая в Лету» эпидемия коронавируса. Те же фальшивые показатели, те же дремучие легенды о болезни, которые не имеют ничего общего с реальностью, и тот же первобытный страх общества перед неизвестным.
На протяжении двух серий «Нулевого пациента», доступных критикам, то и дело хочется обрушиться на авторов за гиперболизированность и сгущение красок. Но вовремя понимаешь, что любой вымысел десятикратно проигрывает реальности. В одной из самых запоминающихся сцен Гончаров приезжает в армейскую часть, где солдаты занимались сексом с, возможно, первым инфицированным пациентом. Здешний офицер демонстративно обращается к целому взводу: «У кого был половой контакт с переводчиком Чернышовым? Три шага вперед». Вместо ответа — боязливое и, к сожалению, понятное молчание. Гомофобия и отсутствие сексуального просвещения затыкают рты не только больным, но и потенциально здоровым. Стоит ли вспоминать, что единственный большой проект о ВИЧ, предшествовавший «Нулевому пациенту» — «Звоните ДиКаприо!», — вышел лишь в 2018 году.
О технической составляющей «Нулевого пациента», как можно заметить, хочется говорить в меньшей степени. Это во всех смыслах компетентно снятый сериал, который умудряется быть достаточно визуально изобретательным, чтобы не превратиться в фоновый аудиоспектакль, и оставаться достаточно невзрачным, чтобы не делать из острой темы жанровый аттракцион. Что-то похожее удалось авторам «В центре внимания»: в оскароносном фильме журналисты разоблачили священников, виновных в растлении детей. Саспенс рождался из пламенных обсуждений, а любая провокация была отодвинута на задворки сюжета.
«Нулевой пациент» последовательно повторяет эту бесхитростную, но рабочую формулу. Говорить о настолько шокирующих событиях можно исключительно понятными для зрителя категориями. Сериал соткан из ностальгического советского лоска (от костюмов до внутренних убранств сталинок) и архивных плёночных кадров. В любой другой истории такая рафинированная стилистика выглядела бы безнадёжно фальшиво. А в «Нулевом пациенте» не раздражает даже секс — настоящий бич флагманских проектов «Кинопоиска», — который почему-то всегда снят в эстетике дешёвого софт-порно. Каждое художественное решение здесь уместно и логично. Если стриминги и должны были появиться на постсоветском пространстве, то именно ради такого тихого подвига.