Все, кто готов признать акулу из фильма "Челюсти" положительной героиней, наверняка станут фанатами "Меченосца" Филиппа Янковского. Тем, кто читал роман-первоисточник Евгения Даниленко, не стоит обольщаться: в экранизации от него осталось процентов десять, из них девять - в названии "Меченосец".
Остальное там – много-много красивой золотой осени: на реках, на дорогах, в лесах и городах. Еще немало красивых, хотя неоткровенных сексуальных сцен между Артемом Ткаченко и Чулпан Хаматовой. Еще немало откровенных, с упоением снятых моментов расчлененки: причудливо рассеченные вдоль и поперек тела, руки и ноги или верх туловища, отрезанный от низа, но все еще ползущий. Еще, что радует, есть быт – квартирный, дачный, коммунальный – разный, как и золотая осень, и в этом точно прогресс творчества Филиппа Янковского по сравнению с прошлым. Достаточно ли перечисленных эффектов для кассового успеха – чтобы все два часа не становилось скучно, если у "Меченосца" нет ни жанра, ни практически сюжета?
Мальчик, в детстве обнаруживший, что в припадке ярости из правой руки у него вырастает кинжал и даже без драки разит врага, сначала спас девочку, похищенную маньяком, и это похвально. Во взрослом состоянии он тоже в условиях необходимой самозащиты убил несколько подонков: пятеро в камере + Горбунов. Но отца он зарезал только за то, что когда-то давно тот не платил матери алиментов. Мужа своей новоявленной любовницы – за то, что тот разъярился на жену, застав ее в постели с другим. Целому взводу охранников в тюремной перевозке пустил кровь вообще ни за что. То есть они его, видимо, охраняли, вот он их и зарезал с особой жестокостью. Реки крови из кузова текут, проблем у мальчика нет: зло засасывает. Он – абсолютное зло, и весь фильм состоит из того, как он бежит и режет, бежит и снова режет. В принципе, столь упрощенная старая схема вполне допустима для кровавого эротического ужастика группы Б, когда никого не жалко, а главное – страх и секс ("2001 Маньяк" /2001 Maniacs/ (2006) и еще 2001 образчик). Как раз в кровавых ужастиках много важней сюжета изощренность членовредительства, его подробность и наглядность, полнота демонстрации абсолютного зла. Тогда вертолет – просто апофеоз демонстрации, и не хватает лишь объяснения, почему из руки вообще рос кинжал.
Но увы. Если Чулпан Хаматова назвала "Меченосец" на пресс-конференции "провокацией", Филипп Янковский считает свое творение "драмой". То есть для них безразмерное и сладострастное накопление трупов – не ужастик, а очень может быть открытой проблемой, которую решать публике. И вот главным условием драмы оказывается одно – "чтобы костюмчик сидел". Артем Ткаченко вовсе не выглядит, как Фредди Крюгер или граф Дракула – нет, он выглядит хорошо, положительно. На Демона похож, как правильно заметила коллега Солнцева. Страдает от одиночества, в детстве пытался руку себе отрезать. Зато во взрослом состоянии Дракулами, акулами, Крюгерами и Фредди выглядят все, кого он замочил. Почему он имеет право зарезать охранника мужа, если тот ничего еще ему не сделал? Потому что это качок с тупой бандитской рожей. То же самое – с мужем и отцом. Для драмы, впрочем, хотелось бы, чтобы, помимо кинжала в ладошке, мальчик обладал даром знать всю правду о человеке и совершенных им преступлениях с первого взгляда на рожу. И даже Демон не мочил людишек, как мясник, да еще подобными порциями. Но, видимо, абсолютное зло становится драматическим добром, как только в него безоглядно влюбляется Чулпан Хаматова.
Сцены "любви" имеют ввиду уже мело-драму, когда крышу снесло, говорить ничего не надо, в постели люди оказываются через минуту после знакомства, а имена друг друга узнают через неделю. Вихрь такой. Но характерно, что и в этом жизнеутверждающем вихре "не убий" занимает Хаматову минут пять – пока она валялась в обмороке. Как только очухалась, убивать можно дальше с чувством полной собственной правоты. Потому что у ней на руках такие красивые браслеты, и платье такое летящее, и шпильки черные, что все человечество кончика ногтя ее наманикюренного не стоит. Украсть у обманутого мужа толстую пачку денег, поехать на его машине в роскошный ресторан, потом трахаться в этой машине, а когда помешают – порезать всех, это и есть любовь. Безусловная. Все равно, впрочем, хотелось бы хоть какой-то уникальности, судьбоносности, отличающей любовь от перепиха, как это было у Брандо-Шнайдер, Богарда-Рэмплинг, у Билла и Невесты (даже в сказке не снесшей, кстати, ни одной лишней головы). Или юмора, как у семейки Адамс. Но, видимо, экранным томным взорам, картинным объятьям, браслетам и пачке денег не хватает лишь объяснения, что сегодня в реальности перед экраном даже они уже – только мечта, условность.
Наша реальность любой жанровой и сюжетной мешанине все простит и еще кассу сделает. Пусть в фильме каждый следующий момент делает вид, что предыдущего не было, каждый распил от шеи до яиц – прямое признание в любви, актеры не знают, чего играют, а режиссер – чего потом монтирует.
Скучно не будет, так как вся поделка затеяна для одного супер-реалистичного, судьбоносного НЛП: "Убивай, убивай, убивай".